По волнам жизни. Том 2

Институт при Фесенкове достиг несомненного научного развития. Так, из отчета, напечатанного Фесенковым к пятилетию существования Института (в 1926 году), видно, что за это время сотрудниками института было напечатано 229 разных научных статей, не считая создания «Русского астрономического журнала»[151], заменившего начатые при мне изданием «Труды Главной астрофизической обсерватории», которых вышли два тома. На собраниях сотрудников в течение четырех лет было прочитано и обсуждено свыше двухсот докладов и т. д. Рост института продолжался и дальше, вместе с ростом и числа его сотрудников, которых в 1924 году было уже 65 человек. Институт был разбит на пять отделов: фотометрический, кометный, звездной статистики, теоретической астрофизики и астрометрический. Это подразделение не было планомерным, а вытекало из наличия научных сил с теми или другими симпатиями в науке. Затем, ввиду выживания института из предоставленного мною ему помещения в связи с тем, что в жилых домах не могли быть помещаемы учреждения, Фесенкову пришлось бороться с чрезвычайными квартирными затруднениями, пока ему не посчастливилось получить от Главнауки здание по Новинскому бульвару, — бывший гараж, который и был затем приспособлен под помещение института.

Но я еще более расходился с В. Г. Фесенковым в его тактике в отношении Ташкентской и Московской обсерваторий. Ввиду непрекращающейся оппозиции в Ташкенте, в которой участвовали лица, входящие в штат обсерватории, я настойчиво советовал перемешать и людей, и инструменты, то есть ташкентских астрономов и их переносные приборы перевозить в командировку в Москву, а из Москвы командировать в Ташкент наш персонал; таким образом связь была бы фактическая. Фесенков на этот шаг не решался, ограничиваясь одним улучшением научных сил в Ташкенте. Между тем положение в Ташкенте ухудшалось в связи с образованием в 1924 году Узбекской союзной республики, с центром в Самарканде, взамен прежней автономной Туркестанской республики, подчиненной в административном отношении Москве. Под конец новая республика отобрала от института обсерваторию, а Фесенков, видимо, нашего завоевания как следует и не защищал, ибо оно не было более нужным при централизации всего научного внимания на одном московском институте.

Что же касается московской университетской обсерватории, то Фесенкову пришла в голову несчастная мысль отобрать ее у университета. Когда я узнал об этом, послал энергические возражения. Я указывал, что мы имеем дело не с новым, неоперившимся Туркестанским университетом, не умевшим подойти к попавшей в его руки ценной обсерватории, а со старейшим и могущественным по своему авторитету Московским университетом и с Московской обсерваторией, имеющей и прочную научную репутацию, и прочный личный состав. К тому же я был в наилучших отношениях с составом университетских астрономов, которые и нас всячески поддерживали…

Но наша переписка с Фесенковым внезапно и резко оборвалась и более не возобновлялась. Я догадался, что нечто произошло. Только позже я узнал, что Астрофизическому институту было поставлено обвинение в сношениях с заграницей, то есть со мной. Была назначена ревизия, которая в течение нескольких дней пересматривала все дела и переписку обсерватории. Ничего подозрительного не оказалось, ибо его не было. Но от Фесенкова потребовали прекращения переписки со мной. Он так перепугался, что, давши это обещание, сдержал его слишком буквально: даже не уведомил меня через нейтральных лиц и по условному адресу.

О последующем я знаю только из случайных рассказов, писем и журнальных статей.

Дело с Московской обсерваторией кончилось для Фесенкова плохо. Московские астрономы от нас ушли, а передачи обсерватории не состоялось.

В конце тридцатых годов[152] по инициативе Астрофизического института, вероятно — Фесенкова, в Наркомпросе был поднят вопрос о возможности моего возвращения в Россию. Зондировка показала, что возражений против этого нет, при таких условиях: 1) я сам должен возбудить об этом ходатайство, 2) мне навсегда воспрещается занимать административные ответственные должности. В связи с этим институт хотел мне устроить должность заведующего одним из научных отделов. О представлявшейся возможности вернуться мне дали знать через переехавшего в Прагу астронома М. К. Грабака, но через короткое время иносказательно, через него же, осведомили, чтобы я ни в каком случае не возвращался. Да я и не вернулся бы…

Затем я узнал, что В. Г. сместили с поста директора института и заменили его С. В. Орловым. Ничего доброго от этой замены от трусливого и морально ненадежного Орлова ждать было нельзя.

Действительно, через некоторое время институт как самостоятельное учреждение был ликвидирован, а его имущество и персонал были слиты с Московской обсерваторией под названием Астрономического института имени Штернберга[153]. Случилось наоборот, чем планировал Фесенков.