По волнам жизни. Том 2

Еще за год до переезда университета в Ташкент по инициативе Димо мы обратились к одному из архитекторов-академиков с предложением составить полный план всех университетских построек. Тогда мы имели в виду воспользоваться большим участком земли в окрестностях Ташкента, который город предоставлял университету.

Мне не казалась эта работа необходимой, так как я не верил в возможность крупного строительства при состоянии финансов у советской власти того времени. Но Димо собрал в совете большинство тем аргументом, что неловко будет приехать в Ташкент, не имея готового плана построек университета.

Архитектор со своими помощниками принялись за работу. Много денег нам это стоило. Составили планы, разрисовали много красивых картинок, отправили под конец все это в Ташкент, где работа навсегда была похоронена в университетском архиве.

Ректорство Н. А. Димо

Относительно Н. А. Димо уже говорилось, что он пользовался репутацией прекрасного организатора, но плохого администратора. Так оно и оказалось.

Хлопоты по делам университета в разных советских учреждениях он вел прекрасно. Димо постоянно проводил время в Наркомпросе, умел заговаривать там зубы, умудрялся ловить для переговоров и Луначарского, что было очень трудным делом, так как этот большевицкий сановник по делам народного просвещения в комиссариате почти не бывал, а поймать для делового разговора его удавалось либо в коридорах театральных уборных, либо в цирке, либо, в лучшем случае, в промежутке между двумя митинговыми его речами и т. п. Димо его там и подстерегал. Правда, Н. А. много помогала левизна его политических взглядов. Бывший социал-демократ[160], он мало тяготился советским режимом, никогда его не порицал, а похвалы новому режиму он мне высказывал неоднократно. Так или иначе, но Димо удавалось выхлопатывать и значительные кредиты для университета и разные пожертвования со стороны власти и советских учреждений и добиваться дешевых покупок оборудования.

Но администрировать он не умел, и большинство в совете было до самого конца ему враждебно.

Димо попадал всецело в руки своих подчиненных. Их доклад был для него всегда решающим. Он предоставлял подчиненным делать все то, что они считают нужным. Он возводил в принцип полную свободу действий подчиненных, и эти действия потом узаконивал своим ректорским авторитетом. В результате подчиненные его скорее любили, чем наоборот. Однако именно на этой почве развились злоупотребления, особенно в хозяйственной части. Поле для них было вполне достаточное, в связи с массой закупок, при оборудовании университета с таким большим числом факультетов. Мне потом болезненно пришлось расхлебывать последствия такого режима.

С профессорами же Димо мешало ладить его чрезмерное честолюбие и властолюбие. Его поддерживал только один член совета, его старый сослуживец инженер Резенкампф, бывший заведующий управлением по ирригации Туркестана, выдающийся авторитет по мелиорации. Резенкампф, как и Димо, охотно мирился с советским режимом и пользовался, в качестве «честного спеца», всякими материальными благами.

Единственно со мною Н. А. Димо видел себя вынужденным считаться на сто процентов. Отчасти это вызывалось тем, что он был свидетелем того, как я с большим трудом провел его в ректоры, а отчасти тем, что все решения в совете зависели от преобладавшего численно физико-математического факультета, который я и представлял. Поэтому в административных делах он вообще со мною считался. На заседаниях же совета, как старший его член, я сидел рядом с ректором и в острые моменты, когда Димо запутывался в своих недоразумениях с другими членами, я подсказывал выход, который обыкновенно и принимался.

Думаю, что Димо это все же в глубине души приятно не было, и отчасти его скрытое неудовольствие выразилось на нашем факультетском заседании, когда на пятидесятом заседании, ввиду завершения организационной деятельности факультета, я сложил с себя обязанности декана. Факультет экспромтом устроил чествование меня, а Димо в своей речи высказал:

— О Всеволоде Викторовиче говорят, что в действительности он является ректором университета, а я только исполняю его указания…

— Это неверно! — перебил я.

— Я и не говорю, что это верно, — продолжал Димо, — но такое мнение характерно для оценки Всеволода Викторовича как общественного деятеля…

Два или три раза было, что во время заседания совета отношения между Димо и оппозиционной ему профессурой доходили до такой остроты, что Н. А. Димо вскакивал, заявлял о своем выходе в отставку и убегал из зала.