По волнам жизни. Том 2

Служил он в Государственном банке и дослужился до контролерского поста. Потом он перешел в частный банк, в котором пробыл до большевицкого переворота, лишившего его должности. Тогда он поступил в Ташкенте простым конторщиком в сберегательную кассу. Но стаж его не был секретом, и однажды местная большевицкая власть его призвала и, под угрозой заключения в тюрьму, заставила стать комиссаром финансов. С этих пор его деятельность постоянно сплеталась с туркестанским правительством.

Александр Петрович Демидов был социал-демократом. Еще молодой человек, он появился из Ташкента в Москву как командированный в качестве университетского преподавателя для научных работ. Деятельность его протекала на факультете общественных наук, и вскоре он был назначен представителем этого факультета в нашем представительстве[170].

Впечатление Демидов произвел неважное. Сначала ходил для выколачивания, сколько можно, денег от представительства. А когда стал членом коллегии, стал мутить и муссировать всякие мелкие недоразумения. Очевидно, он писал неблагоприятно о нас и в Ташкент. Скоро мне стало ясным, что он добивается сесть на мое место. Так оно впоследствии и было. Когда я отказался от председательствования, на мое место был назначен Демидов, и он быстро довел представительство до краха.

После моей высылки за границу мне снова пришлось столкнуться с Демидовым. Из его письма я узнал, что большевики подержали его как меньшевика по тюрьмам. Затем он бежал через персидскую границу и попал в Париж. Здесь, однако, его никто не знал и ему не доверяли в рассказах об его преподавательском и научном стаже. Единственный, кто мог ему в данном случае помочь, оказался я, так как в Париже, в нашей академической среде, ему сказали, что моим удостоверением удовлетворятся. Он и просил меня помочь ему. Конечно, я счетов с ним сводить не стал и дал просимое удостоверение.

Туркестанское представительство

Прежняя Туркестанская комиссия, которую возглавлял коммунист и член ВЦК Архангельский (см. стр. 295), перестала удовлетворять местную власть, серьезно считавшуюся со своей автономностью. Поэтому в начале лета 1921 года в Москву прибыло особое представительство Туркреспублики. Во главе его стал триумвират: Кучербаев и два молоденьких сарта, местных сановников, из числа недоучившихся питомцев Туркестанской учительской семинарии. Тогда все такие недоучки из семинаристов стали вдруг в Туркестане, лишенном грамотных людей, бóльшими или меньшими сановниками. В этом триумвирате Кучербаев, наиболее опытный, знающий и, во всяком случае, значительно старший двух других, занимал самое скромное положение.

Расположилось это представительство напротив нас, в Трубниковском же переулке, в бывшем доме удельного ведомства, в котором теперь поместился Народный комиссариат национальностей, сокращенно Наркомнац, возглавлявшийся в ту пору Сталиным. Среди других представительств разных национальностей туркестанское представительство занимало самое видное место — и по числу служащих (все помещение его было переполнено молодыми людьми в тюбетейках), и по числу комнат помещения. В его распоряжение было предоставлено несколько реквизированных у буржуазии автомобилей, словом, все было, как у больших.

Между прочим, в этом же доме, среди других, почему-то нашло себе место и еврейское представительство, как будто бы они и без того повсюду не главенствовали. Цели у них, впрочем, были разные. Например, на стене Наркомнаца висела вывеска: «Комиссия по оказанию помощи евреям, пострадавшим от погромов».

Проходя по улице, я слышал в группе прохожих:

— Вишь! Их и громить еще не начинали, а они уже пособия себе выдают.

Новое туркестанское представительство начало с поднятия своего престижа. Оно объявило упраздненными все другие представительства по отдельным вопросам, относящимся к Туркестану. Единственное не закрытое представительство было наше. Должно быть, чувствовалась неловкость проявить такую меру к университетскому органу.

Тем не менее мы были у них бельмом на глазу, и среди наших служащих, да и членов коллегии, чувствовалась паника:

— Вот-вот закроют и нас.

Я не видел выхода и смирился с неприятной перспективой. Но выход указал Кучербаев. Он объяснил через Арсеньева, что все дело в петушьем самолюбии молодого начальства представительства. Им хочется, чтобы первый шаг к ним сделал именно я — пожилой профессор:

— Пусть Всеволод Викторович пойдет познакомиться с молодыми людьми. Тогда, вероятно, все устроится!

Так и вышло. Я зашел к Кучербаеву, и мы вместе пошли знакомиться с молодыми сановниками. Обоих я застал в их обширных кабинетах. Мы обменялись с каждым несколькими словами общего характера, и цель была достигнута.

Наше представительство было объявлено отделом общего представительства. Для связи в состав коллегии был постоянно командирован Кучербаев, который и без того являлся ее членом. Он изредка и бывал у нас, всегда исполняя свои обязанности по связи с большим тактом.