По волнам жизни. Том 2

Дело же наше теперь, несомненно, выиграло. Мы получили возможность пользоваться аппаратом представительства для сношений с Ташкентом, для перевозки туда наших грузов и т. п. Выиграли и служащие: они были зачислены — совершенно номинально — в состав сотрудников представительства, получили возможность пользоваться их кооперативом и т. п.

Ветеринарный факультет

В эту пору появился в Москве из Ташкента какой-то честолюбивый ветеринарный врач, который задумал создать при Туркестанском университете особый ветеринарный факультет, без сомнения, рассчитывая стать в его главе. Он сумел привлечь на свою сторону соответственный орган военно-ветеринарного ведомства, и дело, для окончательного оформления, было передано в туркестанское представительство. Оно бы и прошло, если б не находчивость В. Н. Кучербаева, который убедил своих коллег, что данный вопрос надо бы сначала передать на обсуждение нашего университетского представительства.

Предупрежденный им, в чем дело, я счел необходимым избегнуть этого опасного вторжения в структуру университета. Но надо было это обставить, в тактических соображениях, умелым способом.

Я созвал торжественное заседание из представителей разных заинтересованных ведомств, и на этом заседании мы с Кучербаевым совершенно разбили авантюристический проект. Подавляющее большинство участников совещания присоединилось к нашему мнению и высказалось за желательность устройства лишь ветеринарного отделения при медицинском факультете.

Но и такое постановление осталось мертворожденным. У инициатора пропал весь его пыл, а туркестанское представительство стало, разумеется, на нашу точку зрения.

Единственным последствием было возбуждение против меня правления Туркестанского университета, которое, не разобрав, в чем дело, обрушилось против меня с обвинениями, довольно наивно формулированными так: «Маленькое наше представительство хочет командовать университетом и поднимает вопрос об устройстве в нем нового факультета».

Финансовый инцидент

Состояние нашего денежного делопроизводства меня все более и более беспокоило. Я не считал себя ответственным за время ректорства Димо, но иное дело было за время действия представительства, когда ответственность по надзору полностью ложилась на меня. Между тем Арсеньев, как и при Димо, все финансовые операции производил скрытно от меня.

Наконец, я решил вмешаться и поинтересовался тем, как записываются денежные к нам поступления. Оказалось, что сразу при поступлении деньги никуда не записываются, а делается запись только «при случае». Такой порядок был заведен Киббелем с ведома Арсеньева. Сам Киббель у нас более не служил, он устроился выгоднее в каком-то кооперативе, а по просьбе Арсеньева я назначил кассиршей его жену — г-жу Киббель-Гринберг.

Такой порядок мне очень мало понравился, и я настоял на том, чтобы в дальнейшем записи по приходу производились немедленно.

Но эта мера касалась только настоящего времени; когда же я потребовал сведений о приходе от начала действий представительства, то мне объяснили, что приход заносился в общую кассовую книгу, обнимавшую и поступления за время организационной деятельности университета.

— Дайте мне эту кассовую книгу.

И Арсеньев, и Гринберг заявляют:

— Кассовой книги у нас более нет!

— Где же она?

— Не знаем! Должно быть, ее захватил с собой один из эшелонов, отправлявшийся в Ташкент.

Я запросил университет об этой книге, но ответа не получил. Затем, посетивши осенью Ташкент, я сам разыскивал в университете эту книгу, но ее не оказалось, и никто ее не брал.

Таким образом Арсеньев с Киббелем скрыли или уничтожили кассовую книгу, а вместе с тем замели следы о тех суммах — громадных суммах, которые в течение двух с половиной лет тратились на организацию большого университета.

Конечно, это можно было бы восстановить сношениями с Наркомпросом, с рабоче-крестьянской инспекцией и т. п., но это значило бы вовлечь раньше времени посторонних в нечто, напоминавшее «Панаму». К тому же во всех советских учреждениях шло беспощадное хищение, и пример этому показывали правящие круги. Попадалась и отвечала по суду только мелкая рыбица. Но больно было, что то же оказалось и у нас, и притом не в малом масштабе.

Арсеньев меня успокаивал:

— Чего вы волнуетесь, Всеволод Викторович? У нас все документы в порядке!

Оставивши пока открытым вопрос о прежнем времени, я потребовал, чтобы впредь расходы производились не иначе, как с разрешительной председательской пометкой, и предупредил, что в дальнейшем я буду контролировать расходы по кассовой книге.

Это вызвало бурю протестов со стороны Арсеньева, но я пропустил их мимо ушей.

Спустя несколько дней я спустился из дому в представительство вместе с Л. С. Бергом и А. А. Дервисье, моим зятем, являвшимся помощником Чечулина по снабжению медицинского факультета. Подхожу к кассирше:

— Исполнено ли мое распоряжение о выплате такой-то суммы?

— Нет, Всеволод Викторович, не исполнено!

— Почему?

— Николай Семенович (Арсеньев) приказал не исполнять!

Это было неслыханное самовольство…

— Потрудитесь это исполнить или вы потеряете свое место!