Этот «ученый финансист» рано переметнулся к большевикам. Но он не был удачлив в своей карьере. Шумел о себе Боголепов много, между прочим выступая с публичными лекциями по финансовым вопросам в качестве апологета советских мероприятий и т. п. Получал он и высокие советские посты, был, например, заместителем народного комиссара финансов. Но его всегда быстро смещали с таких постов. Было нечто, заставлявшее советскую власть так поступать. Это нечто — было его природной глупостью[214]
.Теперь, состоя членом Государственного ученого совета (ГУСа), Боголепов подал доклад с программой приведения к порядку «белой» профессуры. Благодаря моим знакомствам в научной среде Наркомпроса я получил этот секретный доклад для просмотра. В нем Боголепов явно подсказывал свою кандидатуру в усмирители профессуры Московского университета и, между прочим, писал: «Сопротивления предлагаемым мерам опасаться нечего. Профессора слишком лояльны, чтобы сопротивляться, и настолько трусливы, что угрозой лишения академического пайка можно заставить любого контрреволюционного профессора читать курс марксизма».
Доклад начальству понравился. И Боголепов стал первым назначенным ректором Московского университета.
Было ясно, что он долго, благодаря всем известной глупости, на этом посту не продержится. Сверх ожидания он продержался на нем несколько месяцев. Это произошло потому, что с ним установил единство действий назначенный членом правления проф. физики А. К. Тимирязев, превосходивший Боголепова умом.
Одной из первых мер нового ректора было выселение из казенной квартиры молодого профессора зоологии В. А. Дейнеги и вселение на его место.
Одновременно с Боголеповым был назначен в университет большевицкий комиссар — Каплан[215]
. Это был еще студент, патлатый еврей, из ремесленников, напоминавший своей внешностью захудалого дьячка. Каплан оказался довольно прытким комиссаром. Профессуры касаться он не посмел, но начал быстро коммунизировать университетских сторожей и более слабую часть студенчества.Мероприятия Боголепова часто бывали именно такими, как от него ожидалось. Боюсь, что я немного виновен в его удалении с высокого ректорского поста. Дело в том, что он прислал предписание физико-математическому факультету, не только несуразное само по себе, но еще радикально расходящееся с распоряжениями самого Наркомпроса. Этим, в качестве декана факультета, я и воспользовался: написал ответ — сокрушительную критику распоряжения Боголепова. А, для большей верности, копию своего ответа послал для сведения Комиссару народного просвещения.
Вслед за этим Боголепов был освобожден от бремени управления Московским университетом.
Боголепов в 1921 году был заменен Вячеславом Петровичем. Волгиным, небезызвестным тогда советским деятелем, а раньше журналистом и сотрудником «Русских ведомостей» — либерального университетского органа.
Волгин обладал достаточным тактом, и это сильно смягчало трения, возникавшие между назначенным ректором и еще автономными факультетами, возглавлявшимися выборными деканатами.
Одним из проявлений тактичности Волгина было назначение себе заместителя из среды профессуры по ее же указанию. Сделано было это указание, однако, лишь частным кружком профессуры, и, по особой рекомендации А. М. Винавера, кандидатом на этот пост был назначен проф. историко-филологического факультета Александр Владисл. Кубицкий. Рекомендация оказалась до крайности неудачной. На новом посту Кубицкий очень быстро изменил политическое лицо. Обиженный за что-то на своих коллег по факультету — говорили, будто эти коллеги признавали недостаточным его научный стаж в качестве профессора философии, — властолюбивый и мелко самолюбивый, Кубицкий стал угодливым слугой Наркомпроса и вместе с тем стал проявлять свойственную только ренегатам озлобленность и против профессуры вообще, и против прежнего университетского строя в частности[216]
.Совмещая несколько должностей, Волгин бывал в университете нечасто. На ректорское кресло сел Кубицкий и цепко держал все в руках, распоряжаясь «за ректора».
Своей озлобленностью, распространявшейся и на студентов, Кубицкий приобретал в студенческой среде все большее неуважение. Однажды он выступал на студенческом собрании факультета общественных наук. Здесь, в ту пору, когда между студентами и профессорами установились небывалые раньше хорошие отношения, из среды студентов Кубицкому стали бросать такие бранные и оскорбительные выражения, что «за ректора» счел за благо скорее уйти.
О роли Волгина и Кубицкого в деле разрушения университета еще будет речь.