По волнам жизни. Том 2

Если я отказывал многим, то иной политики держался товарищ декана В. А. Костицын. Не имея достаточного делового опыта, он своеобразно понимал обязанности товарища декана, как являющегося, по существу, вторым деканом, а потому не стеснялся вести самостоятельную политику. Неостудентам это стало известно, и не раз бывало, что получившие от меня отказ, переписав прошение заново, шли в день, когда за деканским столом сидел Костицын, и без труда получали от него разрешительную надпись. В. А. в этих случаях настолько заблуждался, хотя и вполне добросовестно, что он нисколько не стеснялся подписывать за декана какую угодно ответственную переписку, даже не ставя меня об этом в известность. Канцелярия, в лице Постниковой, на этом спекулировала, и я под конец потребовал, чтобы все бумаги, подписанные Костицыным, показывались до отсылки мне на просмотр. Правление, узнав об этом от Постниковой, сделало попытку, повлияв на Костицына, испортить наши отношения, но это не удалось.

Тем не менее В. А. Костицын напринимал много студентов, вовсе этого не заслуживавших. Напротив, я всячески облегчал возможность попасть в студенты тем, кто попал с университетской скамьи в ряды армии.

Немало возни бывало и с коммунистами. В преподавательской своей деятельности мы еще тогда могли не всегда считаться с классовыми соображениями.

Студенты коммунисты, развращенные партийными привилегиями, нередко стремились попасть в университет, не имея достаточной подготовки. Подает такой субъект прошение и тычет партийный билет:

— Я — коммунист!

— Мы принимаем в университет на основании познаний, а не партийной принадлежности. Ваши образовательные документы?

Искренне удивленный и негодующий уходит искать другие пути.

Часто бывало, что подобный субъект является ко мне с письмом от кого-либо из коммунистических сановников:

— Прочтите, товарищ декан!

Откладываю письмо в сторону.

— Изложите ваше дело?

— О нем, товарищ, написано в письме…

— Письмо прочту после. Сначала скажите, о чем вы просите.

Большие глаза… Однако смиряется, излагает просьбу о приеме. Если подготовка достаточная, — принимаю; нет — пишу окончательную резолюцию об отказе. Потом вскрываю письмо.

— Сами понимаете: вы не подготовлены. Нельзя!

Хлынуло в Москву немало коммунистов студентов из Франции, Швейцарии, Германии, Польши…

— Почему вы покинули свой университет?

— Видите, я — коммунист! Меня заставили уйти…

К таким я мало имел снисхождения.

Должен, однако, сказать, что подобные типы под конец все же почти всегда попадали в университет либо по особому распоряжению коммунистического ректора, либо по распоряжению нашего начальства — Главпрофобра (Главное управление по профессиональному образованию).

Предвзято враждебного отношения к новому студенчеству, в частности — к коммунистам, в среде профессуры, конечно, не было. Проявлялось безразличие к политической физиономии раз зачисленного в студенты. Так было, по крайней мере, до погрома в августе 1922 года. Но и само неостуденчество стремилось тогда слиться с общей массой, — не выделяться.

Подготовительные курсы

После большевицкого разгрома средней школы даже и прошедшие в ней полный курс являлись с подготовкой, далеко не достаточной для университета.

Мы решили поэтому учредить при Московском университете подготовительные курсы для вышедших из советской «трудовой школы» — будущих студентов[229]. Преподавали в них по большей части молодые университетские преподаватели. Во главе курсов был поставлен проф. П. Н. Каптерев. Длительность обучения в зависимости от предварительной подготовки была рассчитана на 1–1½ года.

Успех курсов был полный: на них записалось около 1500 человек. В следующем году, однако, на наши курсы стал коситься Наркомпрос. Заподозрили в них контрреволюционную затею или, во всяком случае, дискредитирование советского образования. Стали говорить об их закрытии. Пришлось побороться за их сохранение. Победили. Впоследствии даже, когда было установлено различие прав для поступления в университет, наши курсы были Наркомпросом уравнены в правах с привилегированным рабочим факультетом. Но еще позже они все-таки были закрыты.

Рабочий факультет

Учебная деятельность факультета чрезвычайно затруднялась вклинением в его помещение рабочего факультета при Московском университете.

История возникновения этих своеобразных учебных заведений вкратце такова. К заместителю комиссара просвещения М. Н. Покровскому, в пору, когда уже выяснилась неудача с допущением в студенты всех желающих с 16 лет, явился бывший содержатель курсов по натаскиванию к экзаменам на аттестат зрелости и на поступление в вольноопределяющиеся некто Шацкий и развил замнаркомпросу свой план создания для рабочих таких курсов, на которых бы они, прозанимавшись несколько месяцев, смогли бы слушать университетские курсы. Идея Покровскому понравилась, и для опыта был намечен наш университет. Когда же возникло сомнение в возможности найти помещение, Шацкий заявил, что для них аудиторий и не нужно, а групповую работу можно будет вести на площадках лестниц и в коридорах.