По волнам жизни. Том 2

Затем мы встали, отодвинули стулья. Помню, что я стряхнул с рукава пепел папиросы. Потом кто-то протянул „н-да“. Затем один или двое вышли, а за ними медленно вышел и я, ничего не услыхав вдогонку. В передней я поспешил первым надеть пальто… Я только вспоминаю об очень больной минуте жизни»[315].

Выезд из Москвы

Последнее совещание в КУБУ накануне выезда. Распределяются паспорта; закуплены для всех билеты — не только на поезд из Москвы до Петрограда, но и на пароход, от Петрограда до Штетина. Распределяются даже места по купе, так как нам, высылаемым, обещан особый вагон. Менее состоятельные и обремененные семьями выезжают завтра, в два часа дня, пассажирским. Более состоятельные — вечером, скорым поездом.

На первый поезд, которым ехали и мы, понадобилось избрать коменданта партии. Никто из более пожилых на себя этой роли не брал. Наконец, предложили молодому князю Сергею Евгеньевичу Трубецкому, сыну известного профессора-философа в Московском университете; он охотно согласился.

ГПУ потребовало, чтобы в первом эшелоне было предоставлено место агенту этого учреждения. Старосты наши ответили отказом, ссылаясь на то, что все места плацкартные и все заняты. Тогда в ГПУ сказали, что своего агента отправят вечерним поездом, но что В. И. Ясинский лично объявляется заложником за целость партии:

— Если кто-либо из высылаемых скроется в пути, посадим Ясинского в тюрьму.

Наивные: они все еще думали, что кто-нибудь захочет остаться…

На другой день, только перед самым отходом вечернего поезда, М. С. Фельдштейн, хлопотавший о разрешении остаться, получил это разрешение.

В полдень 26 сентября, провожаемые близкими и очень небольшим числом более храбрых из знакомых, покинули мы свой дом. Жене и дочери принесли цветы. За нами приехал на автомобиле, принадлежащем Управлению государственных театров, молодой Борис Николаевич Заходер, племянник могущественной директорши государственных театров коммунистки Малиновской. У него, впрочем, не хватило мужества довезти нас до самого вокзала:

— Знаете, там ведь полно чекистов…

Остановившись при въезде на Каланчевскую площадь, забрали свой багаж на руки, а Заходер умчался скорей обратно.

Собрались у вагона и узнали, что в «наш» вагон уже впустили постороннюю публику. Конечно, между ними были и агенты ГПУ. Долгое время наши представители домогались того, чтобы исполнили обещание об отдельном вагоне и пересадили посторонних; железнодорожные власти упирались, без сомнения потому, что негласно их обязали впустить чекистов, перемешанных с обыкновенными пассажирами. Пришлось помириться на компромиссе: длинные деревянные диваны были предоставлены высылаемым, а на коротких оставили посторонних. Часть этих пассажиров действительно были посторонними и в пути сошли; в вагоне стало просторнее.

Нас провожали на вокзале, но только немногие. Казалось бы — если основываться на прошлых временах, — что проводы такой крупной по интеллигентному значению партии «пострадавших за идею» должны были бы привлечь много лиц, прежде всего сотоварищей высылаемых… Увы, они почти абсолютно отсутствовали, их обуял животный страх. Собрались только самые близкие друзья и родные высылаемых.

Наконец, двинулись… Прощай, Москва!

В пути не обошлось без курьезов, не отвечающих серьезности момента. Мать С. Е. Трубецкого, вдова профессора, очевидно вообразила, что сын ее, избранный нами комендантом партии, и в действительности является начальством над нами. Сидя на диване против этой семьи, мы слышали не раз, как она инструктировала сына о проявлении власти в отношении некоторых из нас и вообще стремилась к занятию ею и ее семьей в пути какого-то особенно привилегированного положения. К чести С. Е. надо сказать, что он вообще этих советов не исполнял и лишь на станциях отгонял стремившихся в наш вагон пассажиров заявлением:

— Я комендант вагона особого назначения!

Это производило впечатление и отпугивало пассажиров.

Высокомерное поведение дам Трубецких привело к тому, что их напыщенность многих возмутила, и они вынуждены были весь почти путь ехать изолированно от остальных.

В вагоне мы обратили внимание на одну супружескую пару, сидевшую против нас: женщина всю дорогу до Петрограда держала в руках грудного ребенка, ни разу не издавшего звука и ни разу ею не кормившегося. Очевидно, это было завернутое в одеяло полено, для маскировки агентов ГПУ.

Надо отметить, что, торопясь выслать нас во что бы то ни стало, ГПУ очень легко разрешало выезжать и родственникам высылаемых, не особенно заботясь проверять, действительно ли они их родственники. Некоторые этим широко воспользовались. Проф. В. В. Зворыкин, например, вывез прислугу — старую, давно служившую у них женщину. Также и Трубецкие вывезли свою родственницу Щербачеву под чужим именем Саркисьян, с чужим паспортом.

Состав партии

Наша партия высылаемых объединяла в себе на поверку самые разнородные элементы, соединенные тем единственным признаком, что все они высылаются. Вот состав партии:

1. Абрикосов Владимир Васильевич, католический священник.