По волнам жизни. Том 2

Первый номер газеты увидел свет 4 мая 1933 г. В программной статье Стратонов патетически заявлял, что «в тяжелое время, когда политический горизонт обложен черными тучами», задача «Зарницы» — «вспышками своими освещать, среди темноты» путь, ведущий к «делу спасения и восстановления родной земли, агонизирующей под бременем невиданных миром и неслыханных в истории, нечеловеческих страданий». Но автор призывал и к объективности, ибо «отходит в прошлое аберрация эмигрантской психологии, когда едва ли не все русские, оставшиеся на родине, огулом заподозривались в большевизме и когда под словом „советский служащий“ понимался партиец, а не человек, лишенный возможности существовать вне этой службы. Сотни тысяч убиенных в подвалах чека и миллионы страдальцев на Соловках и в других местах ссылки говорят красноречивее всяких слов. Проходит и то время, когда в России слепо верили партийной печати в том, будто огулом все эмигранты благодушествуют за рубежом, объедаясь в кафе и ресторанах, а свое время занимают только планами и мечтами о том, как, по возвращении на родину, они отберут земли и фабрики и станут, сколько хватит сил, вешать рабочих и крестьян. В России теперь многие уже понимают, что и хлеб изгнания горек, хотя это все же хлеб, которого на родине у них нет!» И далее Стратонов писал: «Солнечный свет, разложенный в спектре, дает части: красную, желтую, зеленую и т. д. Но, сложенные вместе, все эти части образуют единый истинный цвет дневного солнечного света — цвет белый. В идейном спектре эмиграции существуют разные окраски и тона. Отводя партийные разногласия и пререкания на задний план, мы будем выискивать и освещать общие точки соприкосновения для политических идей, ведущих к общей цели. В этом смысле „Зарница“ будет строго надпартийным органом». Но, отмечая исключительно трудные условия для существования «серьезно поставленной надпартийной газеты», Стратонов резюмировал: «Отдельные человеческие силы ограничены, сила лишь в единении. И мы просим тех, кто мыслит и чувствует созвучно с нами, помочь „Зарнице“ в принятой ею на себя задаче»[358].

Предполагалось, что газета будет выходить два раза в неделю (по воскресеньям и четвергам, с № 3 — по средам и субботам), но если первые пять номеров вышли по графику, то № 6 увидел свет лишь 1 августа со следующим пояснением: «Произведенный опыт показал, что, при материальном оскудении эмиграции, она не может поддерживать существование общественного органа с частым выходом». Сообщая о превращении «Зарницы» в ежемесячник, редактор заверял читателей, что «во всем остальном сохраняется прежняя программа, причем главное внимание будет посвящаться объективному освещению жизни в России»[359].

Антисемитизм Стратонова после революции значительно усилился, и характерно его стремление в редакционных статьях противопоставить гонения на евреев со стороны пришедших в власти гитлеровцев репрессивной политике большевистского режима в России: «Те невзгоды, которые потерпели „не арийцы“ в Германии и которые этими строками мы вовсе не оправдываем, выразились в лишении сотен лиц их должностей, в разорении нескольких десятков торговых предприятий и в физическом насилии, вплоть до убийств, над некоторыми индивидуумами. Те невзгоды, которые испытывают русские, выразились в лишении жизни сотен тысяч лиц, в ссылке миллионов людей и в обречении на голодную смерть тоже миллионов. В первом случае как будто встрепенулась мировая совесть: митинги, агитация, протесты дипломатов, бойкот товаров… И цель в значительной мере достигнута, суровый режим, конечно, смягчен. Во втором повсюду молчание! А когда отдельные возмущенные иностранцы об этом заговорят, от приводимых ими фактов отмахиваются, как от слишком обычных, в сущности — будто бы нормальных… Не в мировой совести, разумеется, было в первом случае дело, а в мировой солидарности нации, которую задели в одном месте земного шара. И эта солидарность — весьма почтенное явление — принесла свои результаты. Конечно, средства эмиграции и еврейства, как такового, несравнимы, но сходство условий есть. Мы, эмиграция, также рассеяны по всему свету, но у нас и в намеке нет этой самой солидарности»[360].