По волнам жизни. Том 2

В доме нашем первые два года председателем комитета был присяжный поверенный Владимир Александрович Орлов, личность довольно грязная. Несомненно, что по этой должности он обделывал разные делишки. Под конец от нее он все же отказался. Занять это место никто не пожелал, и мы, члены домового комитета, решили нести эти обязанности по очереди, каждый в течение одной недели.

Тем временем Орлов попался при облаве на «черной бирже». Он келейно спекулировал долларами или еще какими-то другими ценностями. Орлова арестовали, его дело перешло к следователю. Дело его, однако, затянулось. То его отпускали, то снова арестовывали. При одном из обысков у него, сопровождавшемся арестом, я присутствовал в качестве очередного председателя комитета. Орлов жалобно просил меня позаботиться о материальном обеспечении его семьи.

Живший в нашем же доме присяжный поверенный Соколов, желая помочь Орлову, сошелся относительно взятки с чекистским следователем. Сговорившись о цене, он явился к жене Орлова с просьбой о довольно крупной сумме, получив которую, следователь обещал повернуть дело в пользу Орлова. «Нуждающаяся материально» жена Орлова эту сумму выплатила. Вышло, однако, неудачно: дело со взяткой обнаружилось, и следователь, вместе с Соколовым, попали в тюрьму. Впоследствии, впрочем, Соколов получил свободу.

Но и сам Орлов каким-то способом вдруг получил свободу и избавление от всяких последствий своего обвинения. Как и почему это произошло, — слухи пошли разные. Пищу себе нашли эти слухи также и по следующему поводу. В нижнем этаже нашего дома, в небольшой квартире, жили три молодых офицера, служившие в Красной армии. Никому они зла не делали, и молодые люди жили своими интересами. Но в одну ночь явились чекисты и арестовали всех троих. Впоследствии пришли сведения, что, в результате пребывания в тюрьме, один из них сошел с ума, а двое других были расстреляны. Молва в доме утверждала, будто эта молодежь, подвыпивши, стала петь «Боже, царя храни». Орлов же будто бы это подслушал, донес в Чека, а отсюда и последствия. После этого уже открыто стали говорить, что Орлов стал агентом Чека и что его внезапное освобождение именно и вызвано тем, что он перешел на службу чекистам.

Вскоре после этого Орлов открыл около Никитских Ворот торговлю хлебом и кондитерскими изделиями. Дела его пошли прекрасно. Через некоторое время он свою торговлю перепродал, как он мне говорил — с большой прибылью.

Комендантство

Около 1920 года Союз научных деятелей стал получать в свое распоряжение один за другим ряд домов в разных частях Москвы. Это было достигнуто энергией проф. В. И. Ясинского, возглавлявшего союз. Условия же передачи были таковы, что по мере освобождения квартир в этих домах они передаются членам союза предпочтительно перед другими кандидатами.

Мне удалось склонить и Союз научных деятелей, и наше домоуправление к тому, чтобы и наш дом был передан в ведение союза. Но это потребовало и с моей стороны жертвы — согласия стать комендантом дома, так как в передаваемых домах коллегиальное управление заменялось единоличным.

Жильцы были избалованы возможностью не считаться с требованиями домоуправления, и я попробовал принять тон, который ударил по их воображению. Это особенно было важно в отношении группы конюхов. Мой «приказ по дому», отданный в таких тонах, как будто я и в самом деле обладаю «полнотой власти», увенчался успехом. Население дома поверило, будто настал период порядка. Отказавшись от доступности жильцам, я сделал посредниками между ими и мною трех помощников коменданта, из которых моим заместителем по общим вопросам явился проф. Николай Николаевич Фатов.

Однако мои функции, по условиям того времени, оказались столь тяжелыми, что я не выдержал и, отказываясь от должности, отправился лечиться в санаторий. Но Н. Н. Фатов и другие помощники упросили меня, чтобы для авторитетности я согласился продолжать числиться комендантом, а всю работу они поведут сами. Я имел слабость согласиться, в чем впоследствии пришлось раскаяться, потому что Фатов наделал в денежных вопросах неприятные, и вызвавшие в жильцах неудобные разговоры, промахи, а свалил все это на будто бы мои, как коменданта, распоряжения.

Между прочим, Фатов совершенно испортил смысл такого психологически сильного средства, как приказ коменданта. Я их отдавал редко и по важным только случаям, так что население дома принимало их всерьез. Фатов же стал издавать свои приказы чуть ли не каждый день, и на них перестали очень скоро обращать какое-либо внимание.

Весной 1921 года я окончательно отказался от этого звания, даже номинального. Обязанности коменданта перешли к преподавателю университета Митрофану Степановичу Боднарскому. Дела пошли в домоуправлении вкривь и вкось. На первом месте были интересы коменданта и близких ему людей, а не союза. Положение стало явно ненормальным. Правление союза уполномочило своих членов иметь в каждом доме верховное наблюдение за управлением. В нашем доме эти обязанности легли на меня, и тотчас же нам пришлось сместить Боднарского.