По волнам жизни. Том 2

В позднейшее время делалось так. Какому-либо учреждению или воинской части удавалось получить от московских городских властей ордер на избранный ими или указанный им деревянный дом. Жильцам дома давался короткий срок, чтобы они выбирались из дому — куда хотят. А затем начиналась разборка. При этом надо было зорко охранять разбираемый материал, потому что хищники — мальчишки, а иногда и взрослые — подстерегали из‐за углов. Если только охрана зазевается, хватают доску или бревно и удирают во всю мочь.

После окраин стал лысеть кое-где и центр.

Поступали и хуже. В ином доме заберутся на чердак, выпилят несколько балок… Не заботятся о том, что может выйти от этого. Деревянные заборы также разбирались, причем случались курьезы: домовладельцы и их семьи воровали свои собственные доски у разбиравшего их забор учреждения.

Сыпной тиф

Настоящим бичом первых лет большевицкой эпохи был сыпной тиф. Процент заболевавших был громаден. Больницы переполнены были до отказа, и попасть туда часто можно было только по коммунистической протекции.

Заразиться вшами — их называли «блондинками» — можно было повсюду, где скоплялся народ. Но самыми заразными очагами были вагоны в поездах. Проехать два-три дня в теплушке, то есть попросту в товарном вагоне, в котором на зиму устанавливалась железная печурка, значило почти наверное получить тиф. Заболевавшие не раз указывали, что они даже ощущали момент укуса и убивали-де вошь, после которой следовала инфекция.

Конечно, еще больше содействовали инфекции классные вагоны.

В благодарность за неудававшуюся борьбу с эпидемией, которой ex officio[77] руководил комиссар народного здравоохранения Н. А. Семашко, вшей — заразительниц тифом — прозвали «семашками».

И в нашей квартире заболела тифом прислуга Татьяна, которую передал нам проф. Венгловский. Дочь Тамара, рискуя собой, ходила за больной, сама отвезла ее в больницу, где, проявивши самую исключительную настойчивость, добилась принятия ее на излечение.

Выздоровевши, Татьяна, считавшаяся полуинтеллигентной женщиной, не проявила ни малейшей благодарности. Она ушла от нас, чем мы были очень довольны, записалась в коммунистическую партию и стала заниматься спекуляцией.

Общественные работы

Одной из форм издевательства большевиков над людьми были наряды на так называемые общественные работы.

Разные это были работы, но, главным образом, по дому и по железной дороге. По дому заставляли работать жильцов по очистке от снега или льда дворов, улиц и крыш. В таких случаях все население домов — мужчины до 55-летнего возраста, а женщины — немного меньше — гнались на работы. От них избавляла только болезнь, причем требовалось удостоверение о ней от советского врача, а получить подобное удостоверение требовало немало труда и времени.

В нашем доме, в частности, много скандалов с этими работами возникало благодаря конюхам, которые зорко следили за тем, чтобы буржуазия работала. Состав домового комитета, к которому принадлежал и я, не работая лично, должен был следить и руководить работами, но некоторые из конюхов, не желая признавать этого, приставали с угрозами, чтобы работали и мы лично.

Позже в домовых работах стали разрешать, вместо себя, ставить наемных рабочих. А в 1921–1922 годах работы во многих домах жильцов были фактически прекращены, так как был разрешен наем дворников, на обязанности которых легло чистить панели и крыши.

Хуже было с общественными работами на железной дороге, особенно при расчистке снега с путей. Нередко гнали внезапно на такую работу целый состав какого-нибудь учреждения. Дамы и барышни попадали на работу со снегом в тех костюмах, в которых пришли на службу, — в легких кофточках и туфлях. С этим никто не считался, а отсюда возникало много случаев простуд, иногда со смертельным исходом.

Самые работы сплошь и рядом были совершенно бестолковыми. Перевозили, например, или перебрасывали снег с места на место… Вызывалось это безалаберностью распоряжений.

В Екатеринодаре моя племянница Ирина Муравская, консерваторка[78], вместе с учреждением, где она служила, была внезапно отправлена за несколько десятков верст разгружать барку с дровами. Когда она, утомленная, поднялась и облокотилась руками о борт барки, конвойный солдат ударил прикладом ее так сильно по рукам, что она потеряла возможность продолжать заниматься музыкой.