По всему свету

«В семнадцать лет!» — модулировал другой певец с довольно сильным акцентом уроженца Центральной Европы. «Влюблен был безответно, — продолжал баритон, неистово размахивая канделябром, — в тех глаз голубизну».

«В тех глаз голубизну», — трактовал среднеевропейский акцент на развратный манер бесхитростные слова, только его надо было слышать, чтобы в это поверить.

«А в двадцать пять от глаз другого цвета, — подхватывал баритон, — он понял, что идет ко дну».

«Ко дну», — скорбно вторил среднеевропейский акцент.

«От глаз другого цвета», — произнес баритон и так неистово потряс канделябром, что свечи, как ракеты, посыпались из своих гнезд и с шипением упали в траву.

Дверь моей спальни открылась, и вошла Марго, облаченная в целые ярды кружев и прозрачной материи вроде муслина.

— Кто это так шумит? — обвиняюще спросила она хриплым шепотом. — Ты ведь знаешь, что маме неможется.

Я объяснил, что не имею к этому шуму никакого отношения, просто, похоже, к нам прикатили гости. Марго высунулась из окна и посмотрела на экипаж, седоки которого добрались до следующего куплета.

— Послушайте, — приглушенным голосом крикнула она, — вам обязательно надо подымать такой шум? Мама плохо себя чувствует.

Экипаж тотчас же окутала тишина, затем на ноги неуверенно поднялась высокая нескладная фигура. Она высоко подняла канделябр и серьезным взглядом вперилась в Марго.

— Не надо, дорогой леди, — загробным голосом нараспев проговорила фигура. — Не надо беспокойт муттер.

— Ни в коем случае, — согласился английский голос из экипажа.

— Как по-твоему, кто это? — взволнованным шепотом спросила меня Марго.

Я ответил, что для меня все совершенно ясно: это, должно быть, приятели Ларри.

— Вы приятели моего брата? — нежным голоском проворковала Марго из окна.

— О благородный существо, — произнесла высокая фигура, качнувши канделябром в ее сторону. — Он приглашает нас выпить с ним.

— Э-э… Минуточку, я спущусь к вам, — сказала Марго.

— Посмотрейт вас вблизи — все равно что утоляйт амбиций всей своей жизнь, — произнес высоченный малый, кланяясь несколько неустойчиво.

— Увидеть вас вблизи, — поправил спокойный голос из задней части экипажа.

— Я сойду по лестнице, — сказала мне Марго, — впущу и утихомирю их. А ты пойди разбуди Ларри.

Я натянул шорты, не церемонясь сграбастал Улисса (который с полузакрытыми глазами переваривал свой ужин), подошел к окну и выбросил его вон.

— Замечательно! — сказал высоченный малый, глядя, как Улисс исчезает над посеребренными луной верхушками олив. — Это есть походийт на дом Дракулы^[8], не так ли, Дональд?

— Именно так, — согласился Дональд.

Я протопал вниз по коридору и влетел в комнату Ларри. Мне не сразу удалось разбудить его, ибо, решив, что мама надышала на него микробов простуды, он в порядке профилактики потребил перед сном полбутылки виски. В конце концов он, одурманенный сном, сел в кровати и уставился на меня.

— Чего тебе надо, черт бы тебя побрал? — спросил он.

Я рассказал ему о двух личностях, прикативших в экипаже и утверждавших, что он пригласил их на выпивку.

— О Боже! — воскликнул Ларри. — Скажи им, что я уехал в Дубровник, и вся недолга.

Я объяснил, что это невозможно, так как Марго уже зазвала их в дом, а маму в ее болезненном состоянии нельзя беспокоить. Стеная, Ларри встал с постели, набросил на себя халат, сунул ноги в шлепанцы, и мы вместе сошли по скрипучей лестнице в гостиную. Там нашему взору предстал долговязый, эффектный, добродушный Макс; развалясь на стуле, он махал на Марго канделябром, из которого вылетели все свечи. На другом стуле с видом владельца похоронной конторы сидел ссутулившийся и мрачный Дональд.

— Ваши глаза, они нежный, голубой, — сказал Макс, помахивая длинным пальцем в сторону Марго. — Мы есть распевайт о голубой глаза, верно, Дональд?

— Правильнее: мы пели про голубые глаза, — поправил Дональд.

— Это я и сказал, — благодушно произнес Макс.

— Ты сказал, мы есть распевайт, возразил Дональд.

Макс на секунду задумался.

— Во всякий случай, — сказал он, — глаза был голубой.

— Были голубые, — поправил Дональд.

— А, наконец-то вы пришли, — упавшим голосом сказала Марго, когда мы вошли. — Надо полагать, это твои друзья, Ларри.

— Ларри, — промычал Макс, вскинувшись с неуклюжей грацией жирафа, — мы есть приходийт, как ты есть сказалт нам.

— Очень приятно, — сказал Ларри, пытаясь выдавить на своем помятом со сна лице некое подобие обаятельной улыбки. — Вы не могли бы говорить потише? Маме нездоровится.

— Муттеры, — с безграничной убежденностью сказал Макс, — самое важное вещь на свете.

Он повернулся к Дональду и, приложив палец к губам, сказал «Тсс!» так громко, что Роджер, до того спавший мирным сном, вскочил на ноги и неистово залаял. Вьюн и Пачкун громогласно присоединились к нему.

— Это чертовски неприлично, — заметил Дональд между взлаиваниями. — Гость не должен вести себя так, чтобы собаки хозяина лаяли.

Макс стал на колени и обнял своими длинными руками не перестававшего лаять Роджера. Я не без тревоги наблюдал за этим маневром, ибо Роджер, как мне казалось, был готов превратно истолковать его.