По высочайшему велению

С удовольствием позанимавшись прямо в спальне гимнастикой с чугунными гирями, он долго фыркал в ванной, затем так же обстоятельно причесал светлую шевелюру, разделив ее идеально ровным прямым пробором на несимметричные половинки, прошелся специальной гребенкой по аккуратной бороде и усам чуть более темной масти, а после приступил к плотному завтраку в покойной тишине наедине с утренней газетой. Новости были все мирные и внушающие веру в то, что дела в стране рано или поздно наладятся: Киев готовился к предстоящему визиту государя императора, на гатчинском аэродроме авиаторы отрабатывали новые фигуры и ночной пилотаж в преддверии маневров, журналисты на все голоса восхваляли только что спущенный на воду крейсер «Новик». Когда дошла очередь до кофе и свежайшей булочки от Андреева, Александр Павлович добрался до страницы происшествий. Сделав аккуратный глоток из фаянсовой чашки, он с профессиональным интересом внимательно забегал глазами по строчкам. Дойдя до одной из заметок, Свиридов замер, так и не дотянувшись рукой до сдобы.

«12 августа в 11 часу вечера жильцы д. Змеева на наб. Фонтанки были встревожены печальным происшествием. Один из гостей г-на П., владеющего квартирой в четвертом этаже, выпал из окна. Полицией высказываются предположения, что причиной этого трагического события послужила ужасная жара, воцарившаяся по всей Европе и не обошедшая Петербург, – погибший, студент Петербургского университета Мазуров Алексей, не удержался, открывая окна кабинета. Действительно ли всему виной сумасшествие природы (к слову, в столице уже два дня как пошедшее на убыль) либо речь идет об очередном самоубийстве в среде прогрессивной молодежи? Мы продолжим держать руку на пульсе, а наших читателей в курсе».

* * *

Вбегая через две ступеньки на второй этаж к кабинету Филиппова, Александр Павлович задел плечом степенно поднимающегося молодого человека, обернулся извиниться и замер с неделикатно распахнутым от удивления ртом.

– Ба-а-а, – протянул он, справившись со смятением. – Господин П.! Вы ведь к нам по поводу ночного происшествия?

Померанцев ответил медленным кивком. Спустя полминуты они были уже в кабинете Филиппова.

– То есть Алексей Дмитриевич Мазуров действительно погиб в вашей квартире? – разгоняя рукой синеватый папиросный дымок, переспросил Владимир Гаврилович гостя. – Мы с коллегой готовы очень внимательно выслушать обстоятельства сего скорбного события, да и узнать, что вообще вас связывало с этим господином, нам также интересно.

История вышла долгой, причем не столько из-за содержания повествования, сколько из-за манеры рассказчика делать поистине театральные паузы, надолго умолкая и устремляя взгляд в пространство, будто бы визуализируя перед собой картины недалекого прошлого.

– Мы с Зиминым ровесники… Учились вместе в университете… Ну вы помните, я говорил, что не кончил курса… Уже говорил… Только дело вовсе не в скуке… Я мог бы быть неплохим юристом, а с учетом фамилии вполне сумел бы сделать карьеру… Увы, из-за собственной глупости и наивности – что суть одно и то же – я остаюсь лишь богатым везунчиком, которому привалили дядюшкины миллионы… Ну и из-за беспринципности Зимина, конечно… Это случилось три… нет, уже почти четыре года назад… Да, в самом начале девятьсот восьмого… Мы с ним дружили с первого года, а это, значит, был уже последний… На зимних каникулах мы выбрались большой компанией в Юсуповский сад на каток, было много университетских, даже первогодки… Среди них и Алешка Мазуров… Я уже был с ним знаком, точно не помню, как это случилось… Да и неважно – в университете поводов представиться не ищут и не ждут, ты можешь не помнить имени человека, но быть с ним на «ты»… Но в этот раз Алексей пришел не один… Он привел Надю… Позвольте одолжиться? – указал он на лежащий на столе портсигар.

– Сто лет не курил, – прокашлял он, стуча себя в грудь, но тут же жадно затянулся на полпапиросы.

– Это было как у Пушкина: я помню чудное мгновенье, передо мной явилась ты… Банально, но удивительно волшебно… Что-то стройное, даже тонкое, средь белого снега в еще более белом меху… Герда на сверкающих коньках… А я сразу ощутил себя Каем… Сложилось слово «вечность», и сердце сразу как-то стало чувствовать иначе… Наверное, просто начало чувствовать… Помню, мы возвращались с катка на Невский огромной толпой, но почему-то она шла со мной рядом… Я что-то ей говорил и точно знаю, что даже тогда, мгновение спустя после сказанного, не вспомнил бы, что было в произнесенных мною словах… А она смеялась… Часто, но не обидно, а так светло… И так… Серебряно…

Он снова потянулся за папиросой.

– Когда она смеялась, у нее на левой щеке появлялась ямочка… Так странно, на правой ямочки не было, а на левой… Он забил бедной девочке голову своей революционной фанаберией!..

– Мазуров?