По высочайшему велению

Кто-то из толпы артистов, вываливших на сцену на шум, звонко и восторженно затянул гимн. Слова подхватили в зале, и под сводами театра, набирая силу, над тяжело раненным главой правительства загремела здравица главе государства:

Боже, Царя храни!
Сильный, державный,
Царствуй на славу, на славу нам!
Царствуй на страх врагам,
Царь православный!
Боже, Царя храни!

* * *

Наконец, закончив верноподданнические излияния, вспомнили и о раненом. Столыпина подняли – идти он не мог, даже опираясь на подставленные руки, – и понесли к выходу. Александр Иванович пристроился в хвост скорбной процессии, но, выйдя из зала, направился налево, туда, куда несколькими минутами ранее убежал Кулябко. Повернув за очередной угол, он чуть не столкнулся с Николаем Николаевичем. Судя по ужасу на красном мокром лице, ждать хороших новостей не приходилось.

– Ну? – тихо, почти шепотом, спросил Александр Иванович.

– Не отдают.

– Ты его видел? Где он?

– Видел. Там, в конце коридора, кабинет директора. Показал ему знаками, чтоб молчал.

– Он понял?

Кулябко пожал плечами:

– Он как будто не в себе. Но кивнул.

– Ох, скверно! – Спиридович оттолкнул Кулябко и побежал по коридору.

У дверей кабинета стоял жандарм, но он даже не посмел преградить дорогу суровому полковнику в парадном мундире дворцовой охраны. Александр Иванович рванул на себя ручку. На стуле, безвольно опустив руки и ссутулившись, сидел сильно помятый Богров. С носа капала кровь, губы тоже были разбиты. Навстречу Александру Ивановичу поднялся давешний офицер, что остановил уже занесенную руку с шашкой.

– Подполковник Иванов. Господин полковник, самосуда я не допущу!

– Полно вам, это был минутный порыв, спасибо, что спасли. Я послушаю?

– Конечно. – Иванов указал рукой на диван, где уже сидел какой-то прокурорский. – Продолжим.

Он сел за стол, обмакнул перо в чернильницу, кивнул хлюпающему носом Богрову:

– Так когда же вы задумали это злодеяние?

Александру Ивановичу потребовалась вся сила воли, которой он обладал, чтобы не податься вперед в ожидании ответа. Дмитрий Григорьевич поднял глаза, обвел взглядом находящихся с ним в комнате людей и остановился на Спиридовиче. Долго и грустно смотрел на бравого полковника, на его рыжую шевелюру, закрученные усы, на такие похожие на сестрины глаза. Наконец сплюнул розовую слюну прямо на паркет и произнес, слегка подсвистывая сквозь выбитые зубы:

– Давно. Еще в Петербурге.

Богров говорил долго, при этом почти не отводил взгляда от Александра Ивановича. Рассказывал о своем революционном прошлом, о службе в Охранном отделении, о выданных им товарищах по партии, об их подозрениях, вылившихся в требование убить Столыпина. О том, как он использовал бедного подполковника Кулябко, преподнеся ему фальшивую историю о прибывших в Киев террористах, о том, как тем же обманом вынудил Николая Николаевича выдать ему приглашение на спектакль. Скрипело перо, стукалось острым кончиком о донышко чернильницы, шелестела бумага.

Александр Иванович смотрел в молодые, но очень усталые глаза говорившего, и взгляд его, сначала настороженный и даже испуганный, вдруг стал сначала удивленным, как будто перед обреченным на виселицу забрезжила какая-то надежда на спасение, а потом, когда пришло осознание, что Богров не намерен обличать никого, кроме себя, в глазах появились задумчивость, грусть и даже сочувствие. В конце концов он поднялся и тихо вышел, не дослушав.

Глава 11

КИЕВ, 1.IX. Министром Императорского Двора послана следующая телеграмма: «Первого сентября во время второго антракта парадного спектакля в киевском городском театре на жизнь председателя совета министров П. А. Столыпина было произведено покушение. Услышав выстрел, Его Величество Государь Император вошел в ложу. Публика, находившаяся в театре, преисполненная верноподданнических чувств к особе Государя Императора, потребовала исполнения народного гимна. Неоднократное пение гимна всеми присутствовавшими сменялось пением молитвы «Спаси Господи». Его Величество изволил несколько раз отвечать публике поклонами, после чего отбыл с Великими Княжнами и Августейшими Особами из театра во дворец».

Газета «Русское слово», 2 сентября 1911 года

* * *