– Разумеется, – кивнул Свиридов и немного посторонился. – Но проводник просил на мосту закрыть дверь.
Он ткнул окурком в показавшиеся на повороте металлические ребра мостовых ферм.
– Это ничего, они всегда просят, да никогда не проверяют.
Незнакомец расстегнул пуговицу и запустил руку под пиджак. Александр Павлович напрягся, но «серый» господин достал портсигар, вежливо предложил Свиридову, сам тоже сунул в рот папиросу и захлопал себя по карманам.
– Вот ведь конфуз, право слово, – спички-то на столе в купе забыл.
Александр Павлович достал коробок, чиркнул и, сложив руки ковшиком, поднес трепыхающийся огонек к наклонившемуся лицу. Незнакомец тоже протянул руки, вроде бы пытаясь помочь оградить зажженную спичку от воздушных потоков, но дальше повел себя очень странно: резко ухватил обеими руками Александра Павловича за кисти – тот охнул, обжегшись, – выплюнул папиросу и потянул Свиридова к открытой двери. Не тратя время на выяснение причин такого, мало сказать, необычного поведения на первый взгляд почтенного господина, Александр Павлович уперся ногами в решетчатый пол и попытался вырвать руки из захватов. Но те будто бы очутились в токарных тисках. Ежедневные занятия с гирями оказались бессильны перед напором этого с виду некрепкого убийцы – а в том, что перед ним именно убийца, сомнений у Свиридова не было. Тогда, переменив тактику, Александр Павлович бросил тянуть противника на себя, а напротив, подался всем телом навстречу, пытаясь достать до скованной воротниками шеи. Но лишь нарвался на страшнейший удар коленом в область, при попадании в которую у любого мужчины случается временный физический и моральный паралич. Охнув, Свиридов на мгновение утратил способность не только сопротивляться, но и мыслить. Этой малой толики времени хватило душегубу на то, чтобы развернуть ослепленного болью Александра Павловича спиной к открытой двери. Руки убийцы разжались, Свиридов сложился пополам, однако убийца выпрямил его ударом ноги в подбородок. Нелепо взмахнув руками в попытке за что-то ухватиться, но поймав лишь пустое пространство, Александр Павлович выпал из вагона. «Серый» рванулся к двери и успел увидеть, как тело помощника главы столичного сыска и осведомителя главы сыска политического ударилось о железную ферму моста и, приобретя после этого гуттаперчевость, свойственную скорее тряпичным куклам, нежели живым взрослым мужчинам, сползло вниз, чудом не угодив под железные колеса.
Убийца подобрал котелок и бросился обратно в вагон, пробежал его насквозь и выскочил в тамбур. То же он проделал еще трижды, пока не оказался на задней площадке последнего вагона. Спустившись по лесенке и примерившись, осторожно спрыгнул на насыпь и, неловко ковыляя по шпалам, побежал к лежащему почти на середине моста телу. Александр Павлович был все еще жив, но без сознания. Господин в котелке начал суматошно набивать карманы Свиридова щебнем. Закончив, подхватил лежавшего под мышки, подтянул к мостовому ограждению и вытолкнул бесчувственное тело наружу. Несколько минут молча смотрел на расходящиеся по воде круги, убедился, что ни вблизи, ни ниже по течению никто не всплыл, развернулся и зашагал обратно в город, на ходу вытирая взмокшую красную шею белым накрахмаленным платком.
В маленькой, сажени две в ширину и столько же в длину, комнатушке на привинченной к каменному полу железной кровати, отвернувшись к серой штукатуреной стене, лежал человек. Фонарь под потолком, затянутый железной сеткой, не горел, и на полу узким прямоугольником разлился лунный свет, перечеркнутый прямыми линиями оконных решеток.
В коридоре раздались гулкие шаги, откинулось дверное окошко, разбавив белый свет теплым желтым, но тут же захлопнулось. Затрещал фонарь, медленно накаляясь. Лязгнул отодвигаемый засов, заскрежетали петли, и дверь распахнулась. Лежавший медленно, с неохотой повернулся на шум. Стало видно, что наряд его совершенно не подходит интерьеру – вместо арестантской робы на узнике был черный фрак с белой сорочкой. Правда, на белой груди присутствовали какие-то темные пятна, но тем не менее диссонанса это нисколько не уменьшало. Он прикрылся рукой от света, пытаясь разглядеть вошедших. Один был его недавний знакомый, крепостной надзиратель Бутко, первый, кто встретил его на новом месте. А вторым оказался знакомый старый – из-под козырька английского кепи в тон темно-синего плаща на Богрова выжидающе смотрели рыбьи глаза полковника Спиридовича.
Александр Иванович медленно стянул перчатки, с трудом стащил с безымянного пальца бриллиантовый перстень и не глядя сунул в лапу стоящего рядом тюремщика. Тот перекинул из руки в руку кольцо с ключами, проворно спрятал подношение в карман штанов и заискивающе запричитал:
– Десять минуточек, ваше благородие, не больше, не погубите. Ну четверть часа, иначе уж совсем погибель будет.
И, кланяясь, словно трактирный половой, спиной попятился-попятился, выскочил в коридор и захлопнул дверь. Снова скрипнул засов, но шагов не последовало – тюремщик остался стеречь под дверью.