А в заключение я хотел бы ещё раз процитировать Дмитрия Алексеевича Милютина: «Несколько тысяч русских, заброшенных в самую недоступную часть Альп, в продолжение шестнадцати дней боролись беспрерывно со всеми препятствиями суровой природы, переносили тяжкие лишения, голод, непогоду, и несмотря на изнурение геройски дрались везде, где только встречались с неприятелем. Чрезвычайные затруднения, свойственные вообще горной стране, особенно в позднее время года, должны были бы казаться неодолимыми для русского солдата, привыкшего к простору родимых равнин, к раздолью необозримых степей. Однако же грозные великаны Альп, со своими снежными вершинами, с отвесными рёбрами, с мрачными ущельями, нисколько не испугали наших войск. Смело проходили они с артиллерией и вьюками там, где ступали до них только привычные охотники. /…/ Промоченные до костей страшным ливнем, они вдруг были застигаемы снегом, вьюгой, метелью; мокрая одежда покрывалась ледяной корой. /…/ По нескольку дней оставаясь без провианта, братски делились они между собою ничтожными крохами, которые находили в ранцах убитых французов, и даже приносили добродушно начальникам часть добычи своей. /…/ При самом бедственном положении русских войск, никогда не слышалось ни ропота, ни жалоб. Невесело было на душе; подчас ворчали солдаты на погоду, на горы, на голод; но унынья не знали; не заботились вовсе о том, что окружены неприятелем; не боялись нисколько встречи с французами. Напротив того, русские только и желали скорее сразиться с противником, чтобы выйти наконец из тяжкого положения. В успехе боя никто не сомневался, несмотря на всю несоразмерность в силах, несмотря на все преимущества на стороне неприятеля. /…/ Русские брали отвагой и штыками; везде, где только могли, бросались прямо в рукопашную схватку, и на голодный желудок молодецки расправлялись с противником. /…/ Таков русский солдат: терпит безропотно труды, лишения, голод, непогоду; выбивается из последних сил; но лишь услышит одно ласковое слово начальника, – мигом ободрится и готов на новые подвиги, на явную смерть!»[451]
А я перечитываю эти слова и невольно спрашиваю себя: «А я мог бы сделать то, что сделали 222 года назад эти простые русские люди?» Среди них, кстати, запросто могут быть мои пра-пра-прапрадеды. Кто знает? И, рассказывая об их героизме, я говорю спасибо тем, кто проливал свою кровь в тысячах километрах от России, сражаясь за её честь и достоинство.
Нам нельзя забывать об этом.
Исконно русская земля Сибирь[452]
?Кто ж в нашей стране не знает этих первых строк из поэмы великого русского поэта «Руслан и Людмила»? Нет, наверное, у Пушкина более известного четверостишия. На ум сразу приходят сказочные герои, всякие лешие да русалки, царь Салтан, мёртвая царевна и множество других персонажей всех этих так хорошо знакомых нам произведений. Но при чём тут Сибирь? Какое она имеет отношение к пушкинским творениям? Ну, может, прямого отношения и не имеет, но поговорить об этом мне кажется занятным.
Вряд ли большинство когда-нибудь задумывалось, что такое лукоморье. А между тем ответ напрашивается сам собою: это изгиб морского берега или, попросту говоря, залив, бухта. Ведь данное слово очень похоже на существительные «излучина», то есть её поворот, а также «лук» в смысле оружия (тоже ведь изогнут), а ещё на глагол «лукавить», то есть говорить не прямо, не правду, а уклоняясь от неё, как бы изгибаясь. У древних славян лукоморье означало край света. Там стояло высокое дерево (не обязательно дуб), своими корнями уходившее под землю, в царство мёртвых, а вершиной – прямиком на небо. По нему поднимались вверх и спускались вниз боги[454]
. Может быть, Пушкин употребил это слово именно в данном смысле?