Я пылал, но неоднократные измерение температуры тела еще более усугубили мое моральное положение. Градусник упорно показывал 36,6. Я промучился до пяти утра. Я не сводил глаз от раны. В горячке я отпаивал себя чаем. Я выбегал на улицу и тер снегом лицо. Голова шла кругом. Я орал, я матерился, я завывал. Я злился как тигр и тут же впадал в панику как напуганный шакал. Более двух часов я изматывал себя этими непонятными, такими непостижимыми метаниями. Лишь около шести часов утра меня, вконец измученного и разбитого, сморил глубокий сон. Я как бы растворился…
Но это было еще не все.
Дальнейшее произвело на меня еще более сильное впечатление.
С подушки мою голову нежно приподнимала неудержимая сила. Я сел. Дальний угол комнаты озаряло салатного цвета сияние, прошитое золотыми лучиками. Центр ореола занимала икона. Этот ореол не был подобен туману или дыму. Это было не земное свечение, а божественное. Да, я утверждаю, что оно было божественное. Никакие причуды света не способны изобразить или хотя бы приблизиться к этому свечению. Кто его хоть раз в жизни увидел, подтвердят это.
Я не крещеный. Я скорее атеист и в иконах ничего не понимаю. Но я и не могу сказать как такое было возможным, но я трезво отдавал отчет, что я смотрел на икону Азовской Божьей Матери. Как такое возможно я не знаю, но было именно так. Я не мог оторвать своих глаз от этой иконы. Я был в оцепенении.
Величавое изображение Творца надо всем миром, парящей красавицы Божьей Матери на фоне такого родного нам двуглавого орла России, Георгий Победоносец, протыкающий чудище, и Отряд доблестный и гордых казаков-кубанцов поражали мое воображение.
Красота и взор Божьей Матери были неповторимы и чисты.
Я услышал приятный женский голос. Это говорила она, сама Божья Матерь.
– Здравствуй, – сказала она.
Она обращалась ко мне, а я не мог промолвить и слова, я был просто парализован. Кое-как мне удалось выдавить из себя слово «Здрасте».
– Мне известно, что ты нашел богатство Кубани, – сказала она.
– Да, – шепотом сказал я.
– Чего же ты боишься? – спросила она.
– Демона, – ответил я.
– Не бойся, твое дело праведное, – сказала она.
– Нет, – выдавил я из себя, – не праведное. Я же хотел владеть этим золотом один и я продался демону.
– Знаю, – сказала она, – Но ты хотел владеть чужим золотом, так ведь?
– Так, – ответил я.
– Почему же ты, когда узнал, где покоится золото, не сказал демону, что передумал владеть им? – спросила она.
– Я не знаю, – сказал я.
– Ты честен, я хочу благословить тебя на благое дело, – сказала она, – тебе дано право вернуть золото законному владетелю сим богатством – Кубани, казакам-кубанцам.
– Но я ведь кровью подписался демону! – воскликнул я, – Также нельзя! Вот, смотрите, у меня порез на пальце.
– Ты поедешь на Кубань, – сказала Она, и слова ее были спокойны, – Там найдешь станицу Каневскую и в Свято-Покровском храме поставишь восковую свечу, сам не крестись, не надо. Зажги свечу обязательно и стой пока она не прогорит.
– После этого отыщи, умой свое лицо обратной стороной ладоней и испей воды из родника святой мученицы Параскевы Пятницы, – твердо сказала Божья Матерь.
– О прошлом не думай. Ничего такого не было. Никто не силен над Богом, даже золото. А грех свой, придет время, сам изведешь из себя, помогать тебе будет святая мученица Параскева – сказала Она последнее, – Помни о том!
И видение вмиг растворилось. Я открыл глаза. Вокруг серо. Я не лежу, а сижу на кровати. Часы показывали около десяти утра. Первое, что я сделал, посмотрел на палец. Пореза не было. Я как идиот долго и внимательно разглядывал все пальцы, вспоминал прошедшее.
Раны не было, но ведь она же была…
У менее закаленного человека в такой момент наверняка нервы бы сдали. Я же чувствовал себя преотлично. Никаких следов усталости или разбитости.
Но вот эти происшествия такой странной ночи и вытряхнули меня из загородного домика.
Глава 10.
Тамбов, показавшийся мне подгорелым яблочным пирогом, я рассек старенькой «шестеркой» как ножом за каких ни будь сорок минут с небольшим. Задерживаясь лишь на красный свет настырных тамбовских светофоров, и пару раз тормознув возле торговых киосков, потрепанная «шестерка» круто взяла на запад и, без особого труда перевалив сто двадцати километровую отметку спидометра, по трассе 1Р119 рванула на Липецк. Трасса встретила меня дряблым с разнообразными боевыми метинами покрытием, радовало отсутствие полицейских постов и габаритных «дальников». В основном равнинная эта дорога изредка пересекала или объезжала пологие громадины холмов. Осматривая колоссы, мелькнула мысль о возможно разрушенных пирамидах. С обеих сторон дороги проплывали покрытые тонким слоем с прогалинами снега две ровные почти ухоженные полосы метров по двадцать шириной, а далее стояли совсем нестройным рядом тонкие, безлистые березки, среди которых нечастыми темно-зелеными пятнами красовалась хвоя.