По зарубкам золотого демона

А вот люди кубанской земли, попадавшиеся взгляду, действительно отличались от типажа среднерусской возвышенности. Их стать, смуглость, острый взгляд обезоруживали.

Я принял решение подыскать временное пристанище на южной окраине Краснодара, с надеждой в ближайшее время попасть в аул Шенджий. Нутро так и рвется обследовать эту первую зарубку, так неосмотрительно оставленную Золотым демоном Кубани.

Столица кубанского казачества распласталась большущими плямбами частного сектора. Краснодар был величественен и красив, но встретил меня равнодушно. Зародившись на пересечении торговых путей и возмужав, он так привык к приезжим и проезжающим, что я был для него, что капля морю. В конце концов, я не греческий торговец, не паломник и далеко не царь чтобы меня встречали хлебом-солью и парадом.

Был вторник. Февраль подходил к концу. На улице было тепло, чуть выше ноля. Нудный дождь навевал тоску, а хлюпающие по лужам прохожие не вызывали восторга.

Зимой здесь и не пахло. Очень удивила свежая зелень травы, обустроившаяся около канализационных люков. По-видимому, трава в тех местах чувствовала себя хозяйкой положения и плевать хотела на далеко не весенний, а все же еще зимний месяц. Деятельность множества прохожих создавали эффект Броуновского движения. Очень хотелось думать, что вся эта живая масса топает с работы домой, но часы показывали не окончание рабочего дня, а самый его послеобеденный разгар. Бойкой торговлей и не пахло. Было ощущение, что торговое пересечение, на котором выросла столица Кубани, сохранилось, а сама торговля куда-то вдруг выехала со всеми своими особенностями.

Куда смотрит наше правительство?  Что эту махину людской массы не может удержать на работе?

Мне дико загорелось в такое же время сверху посмотреть на Москву.

Через пару часов блужданий по южным окраинам занятого города я уже устраивался на съемном жилье в переулке Петровском. Мне очень повезло. Старушка, сдавшая мне площадь, нашлась быстро. Я снял комнату не в доме, а в хате. Да, да именно в саманной, продолговатой казачьей хате. С хозяйкой тоже вродь полный ажур. Она просто божий одуванчик, но видно, что глазастая. Глаз у нее темный, острый.

При знакомстве она назвалась Ариной Митривной, но, как потом выяснилось, в обиходе все звали ее баба Ариша, при этом букву «и» заменяя на твердое «ы». Как обратился к бабе Арыше по поводу съемного жилья, она сразу обожгла меня глазами, вроде как рентгеном просканировала.

– Ось цэ мия хата, машина нехай у калытки стоить, тут не возьметь ни хто, – выдала баба Ариша перед своим домиком.

В самой хате, вопреки моим ожиданиям, было очень сухо, странно и приятно пахло какими-то травами, и очень уютно.

Вид из моего окна закрыт голыми ветвями разросшейся яблони, а за ней огород и далее казачий плетень из скрученных самым невероятным образом ветвей колючей акации. Всматриваясь в этот плетень, вспомнил прочитанное об Африке. Там тоже есть места, покрытые непролазными колючими кустарниками. Казачий плетень серьезная и непреодолимая преграда для неподготовленного.

По душе пахнуло прошлым бытом. Интересно было бы пожить в те старые времена.

Кровать, назначенная мне, удивила. Это была древняя вычурная железная ограда с сеткой, какая-то резная и с замысловатыми шишками. Подумалось, что пьяный казак мог и убиться виском о такое. Покрашена она вручную светло-голубой краской. На ней расположилась толстенная перина и аж три подушки. Такого я не то что не видывал, но и не читывал даже. И вся эта мягкая груда наверняка желала меня захватить в плен и в обязательном порядке хорошенечко выспать.

А эта дурацкая этажерка в углу? Так и зачесалось садануть по ней кулаком, интересно же развалится или нет с первого удара? Я устраивался и не услышал как вошла хозяйка.

– Та ийдить вже вечерять, мабуть вустали-то с дороги-то, – прожурчала старушка, из буквы «г» мягко делая невероятно протяжное слово, – чи вы вже отдыхаите?

– Нет еще не отдыхаю, спасибо, я сейчас, – сказал я.

– Трохи поспешайте, бо чай остыне зувсим, – сказав это, она поплелась в кухню…

Мы сели с ней за квадратный, накрытый в синюю клетку кое где прорванную клеенкой, стол в кухне. На столе в зеленой железной миске лежали румяные огромные толстые лепешки, а в керамической пиале золотился густого аромата мед.

– Може тэбе юшки  з хлибом налыть?  Чи вин у миске яички варени лыжать, так покушай, – сказала она, – в мэне усэ ж домашне, свои курочки нэсуться, а може сальца нарэзать? В мэне сало хорошее, суседи кабана рэзали, так вгостили.

Я не стал капризничать и стесняться, а навалился всеми силами на предложенное. – Та ты пышки у мед макай, – говорила она когда я принялся за чай, – вони на смальце жарени. Мне было так вкусно, что я до сих пор с удовольствием вспоминаю бабу Аришу и ее гигантские пышки.

Скажу я вам кубанские пышки жаренные на смальце это что-то! Очень рекомендую.

– А шо до нас прыйехалы, – спросила она между делом.,– шось зробыть?

– Да так, – сказал я, – посмотреть, познакомиться.

– Можа переехать схотели сюды до нас, али шо шукаете? – спросила она.