— Бра-ат? — удивилась девушка. — Вот уж странно. Четыре года вместе учимся, а я не слыхала, что у нее брат есть… Если уж говорить откровенно, то мы, девушки, народ очень любопытный насчет братьев своих подруг.
— Выходит, что я такой брат, что обо мне не очень часто вспоминают, — засмеялся Николай. Ясно было, что девушка теперь не поверит ни одному его слову, и он тянул время, чтобы окончательно прийти в себя.
Девушка вдруг стала серьезной.
— Я догадываюсь, кто вы. Боюсь, что это так.
— Разведя такой человек, что при виде меня приходят в ужас? — спросил Николай по-прежнему шутливо, но слова девушки встревожили и смутили его. — Что с Ниной?
Девушка не успела ответить. В коридоре послышался смех, а затем с шумом отворилась дверь и на пороге показалась хохочущая Зина. Не замечая Николая, она кинулась в угол, к вешалке, и зарылась лицом в белую штору, которая покрывала одежду. За ней вошла Клава и замерла на пороге.
— Ой, Коля! Ты? — жалобно спросила она.
Зина резко подняла голову и, увидев Николая, побледнела, испуганно закрыла рукой рот, словно стараясь сдержать крик ужаса.
— Живой! — наконец сказала она, все еще не веря себе.
— Ну, конечно, живой. Какой же еще? Только почему вы так неласково встречаете меня? Или не рады моему приезду? Скажите хоть «здравствуй».
— Колесниченко же говорил, что ты… что… Боже мой! Как я рада твоему возвращению! — Зина бросилась к Николаю, обняла его и тотчас же отпрянула. — Похудел как! Изменился!.. Но такой же!
— Что же говорил Дмитрий Петрович? — насторожился Николай.
— Он сказал, что ты погиб, — проговорила Зина, почему-то волнуясь и запинаясь, — что ты взорвал японский танк, а сам погиб. Привез твою записную книжку и письмо…
— Так это же Снегирев — товарищ мой! Герой Советского Союза Снегирев! — воскликнул Николай и после небольшого молчания спросил с каким-то ожесточением: — А Нина? Она тоже поверила? Где она?
— Она в оперном…
— Почему одна?
— Она не одна, — ответила Клава, пряча глаза.
— Понятно, — сказал Николай. — Понятно, — повторил он и несколько раз провел ладонью по коротким волосам.
— Разве ты не мог сообщить о себе?.. Хотя бы, что жив и здоров, — осторожно спросила Зина.
— Писал я… Сразу отправить не хватило сил. В наступлении было…
— Гордость не позволяла! Ждал, когда тебе напишет девушка.
— Не гордость, Зина. Не гордость!
— А что?
— Не смел я…
— Не смел! — рассердилась Зина. — Хотя бы одно слово! Хотя бы одно слово! Теперь уже поздно. Эх, Коля!
— Она вышла замуж?
— Пока еще нет. Регистрироваться хотят в следующую субботу.
— Так. За Федю?
— Да, — коротко ответила Зина.
Николай точно окаменел. Зине хотелось подойти к нему, прижать к груди его стриженую голову, успокоить…
— Она очень страдала, — вставила незнакомая девушка.
— Может быть, — ответил Николай каким-то отсутствующим голосом.
— Ты не имеешь права так говорить о ней! — заступилась Зина.
— Я не имею никаких прав. Никаких! — повторил Николай и, вздохнув, поднялся.
— Она не заслужила такого упрека.
Николай не ответил. Он надел шапку, перекинул за спину вещевой мешок и оглядел комнату, словно прощаясь с ней.
— Ну, я пойду, — сказал он. — Передайте Нине, что я им желаю счастья. Сам я встретить их не смогу. Временем не располагаю. Пожелайте мне, девушки, как говорится в песне: «Если смерти, то мгновенной, если раны — небольшой». Смерти я не боюсь. Верю, что буду жив. Есть такая солдатская примета: кого похоронили раз, того не убьют. Это, конечно, пустяки. Просто верю, что буду жив.
— Куда ты, Коля? — всполошилась Зина.
— Пока на вокзал, а оттуда на фронт. Через два часа придет наш эшелон.
— Два часа! — почти вскрикнула Зина, загораживая ему дорогу. — Слушай, так нельзя! В твоем распоряжении около двух часов!.. Клава, одевайся и беги в театр! Пробейся любой ценой, но скажи Нине!
— Не надо, Зина! — запротестовал Николай.
— Молчи! Не твое дело! Раздевайся и садись. Мог же ты написать пару слов? — упрекнула она.
— Мог. Вначале думал: пройдут большие бои, а там можно будет… Но так получилось… Опомнился в госпитале через три недели… Лежал… Из госпиталя написал, а тут карантин начался.
— Да скоро ли ты? — прикрикнула Зина на Клаву, которая, одеваясь, прислушивалась к разговору.
Зина отобрала у Николая вещевой мешок, шапку. Незнакомая девушка тоже засуетилась. Она достала из тумбочки масло, хлеб, сахар и расставила все это на столе.
Когда она возвратилась с чаем из кухни, Николай уже сидел за столом. На поношенной суконной гимнастерке она разглядела тусклый блеск ордена Красного Знамени и рядом с ним орден с золотыми лучами, выходящими из круга.
Клава скоро вернулась из театра. Нину и Федора она не нашла, но узнала, что они ушли из театра после первого действия.
Николаю было пора возвращаться на вокзал. До прихода эшелона оставалось около часа.
В трамвае, кроме Николая и кондуктора, ехали еще парень лет двадцати пяти и девушка. Они сидели друг против друга и шептались о чем-то. Николаю стало завидно. Есть же люди, которым и в такие годы улыбается счастье! Ему никто не прошепчет на прощание милую чепуху…