По земле ходить не просто

— Я ее не видел. Не пришлось.

— Так какого же ты черта? Так бы и сказал, что не видел. И запомни, пока сам не увидишь, сам не поговоришь, не верь никому!

— А, не утешай меня! Что я — маленький, что ли?

— Маленький, не маленький, а дурной. Я думал, что у тебя голова на плечах, а у тебя одна шапка, — рассердился Андрей. — Да не могла она выйти замуж! Наболтали тебе!

— Брось, Андрюша! Не будем об этом говорить. «Будем!» — сказал себе Андрей, но возражать не стал: сегодня ничего путного от Николая не добьешься.

«Сыграй, Коля, что-нибудь,» попросил Казаков. — С тех пор, как ты уехал, у нас появилось столько музыкантов, что всю душу вымотали, скоро до расстройства желудка доведут. Макаренко, подай баян!

— Есть подать баян! — отозвался Макаренко. — Давай, Коля, старую, солдатскую.

И Николай начал:

Вы поля, наши поля,
Как на тех на полях
Битва грозная была…

Солдатская песня! Сколько их, лихих, как разгоряченный боевой конь, веселых, как бурный весенний поток, грустных, как шелест осенних увядающих листьев? Не наемник-ландскнехт, идущий в бой ради наживы, как безродный бродяга, а народ, которому на протяжении всей его многовековой истории пришлось кровью и жизнью лучших своих сынов отстаивать Родину от захватчиков, сложил эти песни о славных делах своих предшественников, песни, передававшиеся из поколения в поколение, как сокровище народной мысли, как его духовное богатство. Где, на какой стороне не пел их задушевно солдат-юноша в казенной грубоватой одежде?

Николай любил, как поют солдаты. Пусть голоса не как в театре, пусть обветрены губы, но кто еще поет их с таким чувством? Даже старшина Казаков, которого все побаивались в батарее, старательно выводит:

Конь, вороной ты мой,
Побеги-ка домой
К отцу, матери родной…

Опираясь рукой на чемодан, он смотрит куда-то вдаль. Может быть, видит он в эту минуту родную свою сторонку. Знают батарейцы: ждет его в Поволжье большеглазая Настенька, заканчивающая в этом году десятый класс. На верхних нарах Семен Макаренко и Закир Мухаметдинов, обнявшись, раскачиваются в такт песне. Красноармеец Журба, устремив взгляд на прыгающее в печурке пламя, заливается высоким тенорком. Алексеев, ставший вдруг строгим, еле шевелит губами, прислушиваясь к словам…

Эшелон медленно и плавно тронулся с места. Журба спрыгнул с нар и приоткрыл дверь.

— Эй, ребята! Смотрите! — крикнул он.

На перроне стояли красноармеец и девушка. Девушка что-то говорила ему, показывая на двигающиеся вагоны, а он порывисто обнял ее и поцеловал.

Из открытых дверей вагонов неслись крики:

— Эх, знай наших, не поминай других!

— Горько!

— Пропала головушка!

— Прилип солдат к дивчине!

— Сильнее, дружище!

— Отстанешь, дурень!

Девушка отшатнулась от солдата. Ее полуоткрытые губы страдальчески морщились, ловя воздух.

— У-ух! Полжизни отдал бы за такие проводы! — не выдержал Казаков.

— Да, посчастливилось служивому. Красноармеец побежал к ближнему вагону. Навстречу ему потянулись десятки рук, готовые помочь.

Внимание Андрея привлекло необычное движение. На перроне появились четыре женские фигуры. Увидев двигающиеся вагоны, одна из них вытянула руку и сразу беспомощно опустила ее.

— Коля! — послышался надрывный крик. — Коля!

— Снопов! Снопов! — отчетливо донеслось из мглы. Николай кинулся к двери и, растолкав товарищей, повис на поручнях.

Вагоны, набирая скорость, катились дальше и дальше…

* * *

Почти полсуток эшелон стоял на станции. Батарейцы ушли в баню. Николай и Андрей, бывшие дневальными и успевшие уже помыться, остались в вагоне. Андрей подметал пол. Но как он ни старался, сор почти не убывал. При каждом взмахе от веника отлетали сухие листья. Андрей чертыхнулся, выскочил из теплушки и с ожесточением заколотил веником по обшивке вагона. Через несколько минут он вернулся с голиком. Закончив приборку, вытер вспотевший лоб. Николай снял с печки ведро с кипятком и поставил чайник с заваркой. Увидев, что Николай подобрал баян, Андрей сердито спросил:

— Опять на баяне пилить? — А что? Мешаю?

— Играй, если тебе хочется.

— Все же, мешаю?

— Да нет же! — крикнул Андрей. — Только интересно получается: утром ты с баяном, вечером тоже. Поговорить ты можешь с товарищем? Скажи, что у тебя там с Ниной?

— С Ниной? Очень просто. Сегодня у нее свадьба…

— А что за истерические вопли были там на вокзале? Это она?

— Ты слышал, Андрюша? Ты видел? — спросил Николай вдруг тихо и грустно.

— Что я? Не в очках ведь хожу.

— Андрей, ты любил когда-нибудь?

Конечно, Андрей любил. Это было три года назад, когда он поступил в восьмой класс школы рабочей молодежи. Ему тогда пошел восемнадцатый год. Вместе с ним училась полноватая блондинка Галя Сивунова, дочь инженера. Она была страшной тупицей, и когда отвечала у доски, в классе стоял сплошной хохот. Но одевалась она со вкусом и сама была очень красива.