По земле ходить не просто

В том году все одноклассники Андрея влюблялись. И было это так заразительно, и так много было разговоров об этом, и так подзуживали все и Андрея, что пришла наконец и его пора. В канун одного из выходных дней Андрей, краснее вареного рака, подошел к Гале, сжимая в руке два билета в кино.

— Галя, можно вас сегодня пригласить в кино? — пролепетал он заранее подсказанную ему товарищами и заученную им фразу, заикаясь и бледнея…

С тех пор Андрей вечером после занятий провожал Галю до дому, а накануне выходного дня они ходили в кино.

Галя оказалась девушкой привередливой. То ей галстук его не нравился, то костюм выглажен не так. Весной следующего года она повадилась на танцевальную площадку и очень недовольна была его поношенным, костюмом. Пришлось Андрею попросить дома денег и заказать в мастерской новый. Галя настаивала на том, чтобы сшить широкие длинные брюки, такие, чтобы закрывали ботинки: так было модно.

— Вот теперь ты настоящий парень! — сказала Галя восхищенно, когда он в новом костюме встретил ее в назначенный час в скверике. — Прелесть, Андрюша!

В тот же вечер они поехали на танцы в городской сад. Танцуя, Андрей разгорячился, быстро закружил Галю и… сам наступил на свою штанину. Галя споткнулась и вскрикнула. Не успел Андрей переступить, как оба они, столкнув кого-то, вылетели с площадки. Поднялся переполох. Андрей помог подняться Гале, и они оба позорно бежали. С тех пор, сколько она ни назначала свиданий, Андрей не шел к ней. Так и рассохлась любовь…

— Тебе легко, Андрей, — сказал Николай, присаживаясь к печке. Отблески горящих углей заиграли на его лице. — А я вот не могу.

— Слушай, Колька… Удивительное дело, почему у таких родителей, как Василий Ефимович, дети такие нюни? — сказал Андрей, присаживаясь рядом.

Николай засмеялся и ткнул Андрея кулаком в бок. Тот ответил, и они, сцепившись, как школьники, повалились на нижние нары. Борьба продолжалась и там.

На перроне послышался топот.

— Батарея-а! — прозвучал рядом знакомый голос капитана.

Топот усилился.

— Стой!.. По вагонам!

Первым в теплушку поднялся Гусев. Николай и Андрей торопливо одергивали гимнастерки, приготовляясь к рапорту.

— Ух, как жарко натопили! — с восторгом крякнул командир батареи. — Не надо, — остановил он Андрея, начавшего рапорт. — Вижу—тепло. С вами поеду, ребята.

В вагон один за другим поднимались бойцы.

— Молодцы, дневальные, — похвалил старшина. — Теперь бы чайку не мешало, товарищ капитан? — обратился он к Гусеву.

— Чай готов. Вскипятили два ведра. С заваркой, — доложил Андрей.

— Приготовь кружки! — весело приказал Гусев. — Старшина, давай сюда все твои трофеи!

Глава одиннадцатая

Нину прямо с лекции вызвали к директору института, и на занятия она не вернулась.

Встревоженная Зина сразу после занятий уехала в общежитие, не дождавшись даже подруг.

В коридоре второго этажа она остановилась: из комнаты доносилось пение Нины. Это было удивительно. С тех пор как осенью из Монголии приехал Колесниченко, она ни разу не пела.

Песня была старая — Зина не знала ее, — в форме разговора девушки с пожилым человеком, очевидно, очень древняя, передававшаяся из поколения в поколение.

Зачем вечернею порою Одна выходишь на крыльцо? — Мне не спится, не лежится Да страшно видится во сне, Да не во сне ли, наяву ли, Как будто мил домой пришел. Шинель, военная фуражка…

Зина осторожно открыла дверь и поняла, что Нина уезжает. Постель ее была собрана, и сама она, одетая в гимнастерку и юбку военного покроя, в сапогах, связывала багажными ремнями ватное одеяло. На столе лежал берет со звездой, а через спинку стула перекинута шинель. Занятая своим делом, Нина не заметила Зины.

Она была грустна, и песня звучала, как душевное излияние человека, прощающегося со своим прошлым, с тем, что дорого человеку, может быть, с молодостью.

— Зина? А я и не заметила, когда ты зашла, — сказала она, прервав песню. — Постель сдам коменданту. Чемодан с пожитками оставлю у тебя. Поставим под койку. Он ведь тебе не помешает? Если не вернусь…

— Когда? — спросила Зина, с трудом сдерживаясь, чтобы не заплакать.

— Часа три еще могу побыть дома, — ответила Нина. Она кончила затягивать ремни и выпрямилась — стройная, суровая.

— Может быть, там встретишь…

— Колю? — спросила Нина и покачала головой. — Не надеюсь… Да и страшно мне теперь посмотреть ему в лицо…

— Любит же он тебя…

— Не знаю… Теперь не знаю. Раньше я думала, любит, А потом… Нет, Зина, невозможно в это поверить…

Три часа прошли незаметно. На вокзал провожать Нину пошли всей комнатой.

* * *

Работать было решительно невозможно: кто-нибудь да заглядывал в лаборантскую. Федор выключил рубильник, закрыл дверь и перешел в препараторскую. Включив настольную лампу, он начал было составлять тезисы лекции, но и тут ничего не шло в голову.

Сегодня в педагогическом институте общегородской студенческий вечер. Федор знал, что сейчас по коридору потоком двигаются студенты, прогуливаясь от актового зала до деканата литфака. Он завидовал: сам когда-то, совсем недавно, беззаботно гулял по всем этажам.

Все перевернулось и перемешалось в жизни.