Вместе с тем, как только миссис Маколей услышала пренебрежительные комментарии других дам, она согласилась с их мнением об «обычном деле».
Хотя Эдвину все больше раздражало равнодушие местных светских дам, которые не намерены были волноваться «по пустякам», возражать им в открытую она не видела смысла. Вместо этого, заметив, что ни миссис Шербрук, ни миссис Хичкок не присоединились к всеобщему хору, а снова сидят в стороне с крайне смущенным видом, она постепенно переключилась на разговор с двумя последними.
Удача тут же улыбнулась ей – по крайней мере, с миссис Шербрук.
Эдвина, по-прежнему игравшая роль утомленной светом юной леди, подробно расспрашивала местных дам об их жизни во Фритауне. В конце концов разговор снова перешел на тему местного проповедника, который читает такие «занимательные» проповеди. Несколько дам воскликнули, что будто бы следующая проповедь состоится назавтра в полдень.
Леди Холбрук и четверо других, включая миссис Шербрук, немедленно условились, что послушают ее.
Миссис Куинн повернулась к Эдвине и принялась ее уговаривать:
– Прошу вас, леди Эдвина, пойдемте с нами! Проповеди Обо Ундото – истинное удовольствие. Такая страсть! Он так пылко их читает! Это лучше, чем пьеса Шекспира! Мы не пропускаем ни одной проповеди. Поверьте мне… – Она махнула в сторону других. – Поверьте нам, вы точно не пожалеете.
На нее с нетерпением смотрело пять пар глаз.
– Я могу заехать за вами в карете, когда мы будем проезжать мимо вашего дома, – предложила леди Холбрук. – По крайней мере, там вы немного развеетесь. Хотя, откровенно говоря, многие из нас находят проповеди Обо Ундото полезными. Не сомневаюсь, вы тоже что-то в них почерпнете.
Эдвина на это надеялась. Хотя она совершенно не горела желанием слушать проповедь, она с улыбкой наклонила голову.
– Благодарю вас. Если для вас это не будет обременительно, с радостью составлю вам компанию.
Спустя несколько часов Деклан лежал, растянувшись на спине посередине их кровати. Одной рукой он обнимал Эдвину, лежавшую рядом с ним – несмотря на ночную духоту, ему нравилось ощущать ее близость, – а другую руку он заложил себе под голову и смотрел в потолок, полускрытый темнотой москитной сеткой.
Машинально взяв пальцами одну из прядей шелковистых волос Эдвины, он в задумчивости играл ею, вновь и вновь пропуская сквозь пальцы.
На обратном пути от Маколеев жена рассказала ему о том, что завтра в полдень договорилась послушать проповедь местной знаменитости. Она собиралась воспользоваться этой возможностью, чтобы с глазу на глаз переговорить с миссис Шербрук: Эдвина была уверена, что той что-то известно о пропавших без вести молодых женщинах.
Вначале он внутренне сжался – не от страха, а от желания немедленно вскочить и что-то сделать, чтобы подавить панику. Мысль о том, что Эдвина пойдет куда-то без охраны, не позволяла ему трезво мыслить.
Потом он напомнил себе, что она туда и обратно поедет в карете леди Холбрук. Если леди Холбрук не способна обеспечить безопасность гостьи-аристократки, то кому тогда вообще можно доверять? Как бы там ни было, через несколько минут, заметив, как довольна Эдвина своим замыслом и как решительно стремится больше разузнать о странных исчезновениях, он откашлялся и сказал:
– Может быть, на всякий случай, ты возьмешь с собой Биллингса в качестве выездного лакея?
Эдвина негромко фыркнула. Долговязый Биллингс в роли лакея? Право же смешно.
Деклан напрягся, предчувствуя, что ему придется долго убеждать жену уступить. К его удивлению, немного подумав, Эдвина кивнула:
– Ну, хорошо. – Повернувшись к нему, она долго смотрела ему в глаза, а потом, едва заметно улыбнувшись, продолжала: – Если тебе так будет легче, я возьму с собой Биллингса. Учитывая, что я – дочь герцога, никто не удивится моему желанию иметь при себе дополнительную охрану.
Он вздохнул с облегчением – весь последний час он мучился, не зная, как убедить ее в правильности своего предложения.
Затем его мысли обратились к Чарльзу Бабингтону.
Да, он заметил, как лицо Бабингтона исказилось от боли. Особенной боли! Ему больно оттого, что он потерял близкого человека.
Та пропавшая молодая дама, о которой обмолвился Бабингтон, ему небезразлична!
Деклан понимал Бабингтона, потому что мог живо представить себя на его месте. Боль утраты пронзила бы его до костей. До самого сердца.
Он инстинктивно крепче сжал руку жены. Эдвина пошевелилась, и он заставил себя расслабиться, отпустить ее. Он внушал себе, что с Эдвиной – а потому и с ним – все в порядке.
Пока с ней ничего не случилось.
Он сделает все возможное, чтобы так оставалось и дальше. Теперь Деклан понял это – еще одну непреложную истину, на которую нельзя было закрыть глаза. Если понадобится, он будет бороться за нее не на жизнь, а на смерть.