Увиделись раньше, чем думалось. Скоро нам сообщили, что соединение Попудренко тоже в Тупичевском лесу, зашло сюда, направляясь в междуречье. Установили связь, а через день приехал ко мне сам Николай Никитович. Кроме дружеской встречи была и другая цель: обсудить, как лучше пройти в междуречье. Мы и раньше об этом говорили, но называли друг другу разные маршруты, искренне считая их более разумными и удобными. Попудренко предлагал идти лесами, запущенными самой природой, с болотами. Обойдется — не привыкать, зато эта дорога труднодостижима для врага, укрыта от его глаз, — на деле доказано. По ней прошли соединения Ковпака и Федорова, отправляясь за Днепр. Это партизанская дорога.
Я соглашался и высказывал свои сомнения. Два раза гитлеровцы пропустили по этому пути партизан, а на третий приготовятся и встретят. Они ведь тоже обдумали, как можно было бы сделать, чтобы не пропустить ни Ковпака, ни Федорова. Не лучше ли пойти совсем новой для себя и противника дорогой, без партизанских следов? Вот — через села Буровка, Церковище, Пастовбица, Павловка… Оттуда рукой подать до урочища Мокрые Велички в Любечевском лесу. Это уже междуречье.
— Ты что — с ума сошел? — озабоченно спрашивал Николай Никитович. — Через чистое поле идти? А перед Мокрыми Величками — шоссейная и железная дороги. Это погибель!
— На твоем пути тоже и шоссейная, и железная дороги есть.
— Но зато — леса, там и укрыться, и отдохнуть можно.
— Полями мы пройдем свои пятьдесят пять километров за одну ночь.
— Ночи в июне коротки.
— А мы прибавим шагу.
— Думаешь, не заметят? Больше тысячи человек в открытую!
— Так ведь ночь.
— Нет, невозможно!
До споров доходило, до громких слов, но так мы друг друга и не убедили. Я проводил Николая Никитовича до границы своего лагеря. Оба были в задумчивости, вздыхали, молчали, и вдруг он говорит:
— Сам не знаю, что со мной! Что-то ноет и ноет сердце…
— Да и у меня неспокойно на душе. Любой маршрут, какой ни выбери, труден, и риска хоть отбавляй!
Николай Никитович улыбнулся и протянул мне руку:
— Ну да все будет хорошо!
— Еще встретимся и поработаем вместе после войны, — сказал я.
— Да, да… Обязательно.
Мы пожали друг другу руки и три раза поцеловались по старому обычаю. Сели на коней, которых до сих пор вели в поводу, повернули их, и каждый поскакал в свою сторону.
— Встретимся в междуречье! — услышал я голос Николая Никитовича.
Но не пришлось. Встреча среди тех деревьев, на той лесной полянке была моей последней встречей с Николаем Никитовичем, душевным человеком, бесстрашным партизанским командиром.
Мы уже были в междуречье, когда пришла первая весть о тяжелом положении, в которое попало соединение Попудренко…
До железной и шоссейной дорог на своем пути они шли спокойно, разбив один вражеский гарнизон. Перешли железнодорожное полотно, приблизились к шоссе и тут встретили сильный огонь хорошо укрепившегося врага. Попудренко дал команду прорвать засаду. Три раза бросались его отряды в атаку, но враг ввел в бой танки и бронемашины с артиллерией, которые ждали где-то рядом и быстро подошли сюда по шоссе. Из Чернигова по железной дороге прибыла моточасть и, оказавшись в тылу у партизан, преградила им отступление в Тупичевский лес. Вот все, о чем мы узнали: Попудренко в кольце.
Идти ему на помощь — не могло быть другого решения у нашего командования. Соединение начало готовиться, а в район этой жестокой схватки мы выслали разведку, которая, вернувшись, сообщила, что братское соединение Попудренко вырвалось из окружения и ушло в Тупичевский лес, оставленный четыре дня назад.
Казалось, отпала необходимость идти на выручку товарищам. Сами прорвались, а теперь и неясно даже, куда идти. «Обошлось, обошлось», — повторял я, успокаивая себя и думая, что в знакомых лесах Николай Никитович быстро приведет соединение в порядок и мы еще действительно встретимся.
Но едва наш радист Саша Кравченко установил связь с УШПД, оттуда поступила радиограмма о гибели Попудренко. Не хотелось верить. Как это произошло?
Позже разведчики, встречавшиеся в своих походах с партизанами других отрядов, установили и принесли нам такие подробности гибели Николая Никитовича. Ночью соединение переходило дорогу. Гитлеровцы бросили на измотанных неравными боями партизан хорошо вооруженную часть из Климова. Явно их подкарауливали. Соединение оказалось разорванным — часть впереди, часть, вместе с Попудренко, за дорогой. Он нервничал: связи никакой. И сам решил с разведкой перескочить дорогу, но, едва они достигли ее, над дорогой взвились осветительные ракеты, известные всем фронтовикам «фонари», повисавшие в небе, над головой, и медленно спускавшиеся на парашютах, когда вокруг становилось светло, как днем. Командиры соединения, сумевшие в конце концов вывести партизан в знакомые и родные Злынковские леса, поняли, что окружены большими силами карателей.
Днем над отрядами партизан кружили самолеты, кидали листовки, призывая сдаться в плен, за что предлагались хлеб и земля. Ночью гитлеровцы не спали, стерегли партизан, всюду встречали огнем, сжимая кольцо окружения.