По знакомым дорогам

— Ждут, — сказал старик, мой знакомый ждет, здешний лесник. Километра два отсюда — и лесу конец. Он вас встретит на опушке и дальше поведет. А я — все. Прощайте! Вот если б кто из вас моим сынам сказал, что я жив…

Дед вдруг скупо прослезился, впервые так по-стариковски расчувствовался. Притомился он за эту ночь еще больше, чем за прошлую, однако виду не подавал. Мы подарили ему верховую лошадь, крепко пожали руку, и он уехал в темень, в обратный путь. Как его фамилия? Накарябали тогда в блокноте, да все размокло при переправе через речку. Словно дед и правда не хотел ни ордена, ни известности за свое доброе дело. Лесничий с правого берега Днепра, в районе Горностайполя…

В конце леса нас действительно ждал лесник, тоже старый человек. Он повел полевой дорогой. В разных сторонах от нее взлетали в воздух осветительные ракеты. Немцы, просматривали местность. И мы отвечали им, разведывая свой маршрут. Ракетницы у нас были трофейные, так что тамошним наблюдателям ничего не стоило подумать, что здесь идет перегруппировка войск для уничтожения окруженных партизан.

К утру мы наконец-то втянулись в лес, называвшийся по-стародавнему — казенным. Подумали: ну вот, отдохнем. Но разведка донесла, что замечено скопление кавалерии, которую, как видно, собирались бросить против нас, и мы снова двинулись раньше, чем враг собрался. И оторвались от врага.

Уже под покровом ночи мы приближались к лесам у реки Уж.

Глава двадцать четвертая

Над лесом таяла ночь, но солнце еще не показалось, когда заставы заняли свои места вокруг лагеря. После нескольких бессонных ночей можно было поспать в начале дня. Ординарец снял с коня седло и потник. Седло — подушка, а потник — матрац. Простыни и одеяла были у нас не в моде, их с успехом заменяла шинель. И под бок — шинель, и на себя — шинель. Еще как удобно! Я быстро уснул.

Но часа через два меня уже тормошили Зарецкий и Алексеев.

— Товарищ командир, проснитесь!

Вставать не хотелось, и я еще с минуту либо притворялся спящим, либо действительно ничего не слышал, хотя наказал ординарцу сразу будить меня, если придет начальник разведки. И вот он здесь, а я не могу встать.

— Товарищ командир! Я встретил нашу армию!

— Разведчиков? — спросил я, севши.

— Три полка!

Я вздохнул, встряхнулся и велел ординарцу:

— Полей ему на голову холодной воды!

— Три полка, — повторил Алексеев. — Они заняли села Федоровку, Родонку, а также размещаются в нашем лесу, левее нас.

Пришел Негреев, и мы выслушали доклад по порядку: в Федоровке наших разведчиков задержали солдаты и офицеры в советской форме (правда, с погонами, которых партизаны еще не видели) и привели в свой штаб. Там с Алексеевым разговаривал полковник Харламов, назвавшийся командиром полка.

— Десант?

— Нет, своим ходом от Чернигова, через Припять и Уж…

Я невольно покрутил головой:

— Что-то больно рано…

И распорядился, чтобы поднимали партизан — для усиления обороны. Негреев одобрил. Фронт еще на Припяти, как могли очутиться здесь три полка, а с ними — три артдивизиона? Явился Кочубей, тоже разбуженный с большим трудом:

— А чего гадать? Мы с Алексеевым поедем и всё разузнаем.

Не успели они отправиться, прискакал связной с заставы первого отряда: задержаны пять офицеров, среди них — полковник и два подполковника. Кочубей поехал, чтобы привести их сюда.

Полковник Харламов сразу начал сердиться, едва они появились:

— Если вы партизаны, почему так встречаете армию?! Вы должны помочь нам! Я на вас жаловаться буду!

— Ты, батенька, не волнуйся, — ответил я, — вот обнюхаем друг друга и все решим.

— Уж очень вы долго нюхаете! Чего боитесь?

Как я понял по первой встрече и позже, был он человеком искренним и горячим, легким на жест и слово, широким. Другой офицер, подполковник Шапиро, как мы тут же узнали, гораздо более спокойно и достойно, но тоже обиженно сказал:

— Ваш начальник штаба, — и показал на Кочубея, — отобрал у нас на заставе оружие. Не подобает быть офицерам безоружными, да и нехорошо не доверять нам. Просим вас немедленно приказать, чтобы вернули нам личное оружие.

Я извинился — что поделать, бывает, человек к нам приходит будто бы с хорошими намерениями, а оказывается предателем. Вокруг противник, и закон у нас один: на каждом шагу — осторожность. Харламов похвалил нас так же горячо, как только что ругал. Мы познакомились. Подполковники Бурлаков и Шапиро командовали полками, получившими наименования Черниговских за освобождение Чернигова.

— Раньше чем приступить к разговору, предлагаю позавтракать, — сказал Негреев.

— Вот это по-партизански! — воскликнул Харламов, а когда принесли завтрак, прибавил: — Ого! Да вы не так уж бедно живете!

Я понял, что наш «майор» постарался. Но не стал разубеждать гостей, спросил:

— А вы бедствуете?