По знакомым дорогам

Но еще больше задание осложнялось не вынужденно коротким сроком, а тем, что в села, набитые гитлеровцами, вход был закрыт и оставалось только рассчитывать на крестьян, бежавших от немцев и обитавших в лесных землянках. К рассвету командиры вернулись и привели с собой довольно мрачного старика, задержанного в лесу. Задержали его потому, что он бродил недалеко от нашего лагеря, а главное, был тем, о ком говорили в беседах с Мангеймом и Величко некоторые лесные жители.

Пригласив его присесть, я спросил:

— Как звать тебя, старина?

— Дед Степан.

— Кто ты?

— Лесник.

— А правда ли, что среди лесников попадаются шпионы? — спросил я. — Их устроители нового порядка будто бы задабривают, подкупают.

— Правда.

— А как ты, старый?

— Лесник, и все тут. А вы знаете, что и партизаны, бывает, врут, будто они партизаны, а сами фашистам служат, только ходят с красными ленточками на головах?

— Ну да? — усмехнулся я.

Я ждал, что и он усмехнется и мы разговоримся посвободней, но старик сидел все так же мрачно, с неподвижным лицом. Я сказал, что бывает. Мы, и правда, встречали в лесах группы людей, выдававших себя за партизан, и не сразу разбирались, что это бандеровцы — украинские националисты, действующие по указке Гитлера.

— А знаете, что вы окружены здесь? — спросил меня старик.

— Знаем.

— Ну вот, не завтра, так послезавтра немцы собираются вас слопать.

— Подавятся.

Дед по-прежнему сидел хмурый.

— х Завтракал? — спросил я его.

— Нет.

По моей просьбе принесли завтрак, но старик не притронулся.

— Водку пьешь?

— А кто ее не пьет?

Налили стакан спирту, но старик отодвинул:

— Не хочу.

— А чего хочешь?

— Спать, — грубо сказал он, и не только сказал, но встал, дошел до штабной подводы, завалился на нее и быстро уснул.

Только тут, когда посветлее стало, я разглядел его разношенные сапожищи, доверху заляпанные грязью. Набродился лесник. Чего он искал в ночном лесу? Крепко спал дед, да недолго. Вернулись Негреев с Кочубеем, разгоряченные новостью: воропаевские крестьяне сказали, будто есть дорога через болото, а где — толком никто не нашелся показать. Не ведают.

— Я покажу, — послышалось вдруг, и дед Степан поднялся с подводы, оставив на ней картуз. — Давайте карту.

То ли и вовсе не спал он, а слушал все наши разговоры, убеждаясь, что мы партизаны, то ли вскинулся только сейчас, но похоже, мы проверяли друг друга. Адъютант разложил карту, дед быстро нашел нужное место и ногтем провел дорогу там, где не было никакой дороги. Карту он понимал.

— Кто же ты, дед? Лесник? Откровенно!

— Не лесник, — ответил он строго. — Лесничий. По-новому — лесовод. Сам до войны прокладывал эту лежневку.

— А зачем?

— Лесозаготовки гут вели…

— Твой район? — Я ткнул пальцем в болото на карте.

— Нет, сейчас мой там. — И дед махнул корявой рукой в сторону Днепра

— А чего ж ты тут, в ночном лесу, кружил, топтался? Вон как устал, чуть живой. А сапоги какие!

— Вас искал. Дорогу показать. — Глаза деда под кустистыми бровями первый раз блеснули весело.

— Если это правда дорога, а не ловушка, — сказал Негреев, — мы вас наградим!

— Не в награде дело, — снова нахмурившись, фыркнул дед. — У меня два сына там воюют… откуда пушки слыхать… А может, уж и нет их… Я вас поведу. Обману — застрелите.

На скороспелом дощатом столе стоял стакан со спиртом, дед хватил половину и крякнул:

— Крепка, дьявол!

Вперед мы сейчас же выслали хорошую разведку с Алексеевым, а сами занялись подготовкой матчасти к движению: выбрасывали все лишнее, отбраковывали захромавших лошадей, поломанные подводы. И опять ездовые обвязывали колеса соломенными жгутами. В сумерках двинулись, возлагая все надежды на ночь и заброшенную лежневку…

Через три километра остановились, нас ждал Алексеев с разведчиками — сказать, что облазили весь край болота и не нашли никаких признаков лежневки.

— Нет дороги!

— Есть, — ответил дед. — Идти надо, а не стоять.

Почему я верил ему? Потому что не было другого выхода? Нет. Предателя чувствуешь по заученным фразам, неуемной угодливости, а дед Степан… Он ведь тоже не признал нас сразу, проверял, дорожил собой. И старому умирать неохота, а он, должно, хотел к тому же увидеть сыновей.

— Пошли.

Дед не обманул. Скоро мы, продравшись сквозь кусты, шагали по заросшей дороге, ремонтируя ее на ходу. Один мосток сделали, второй… Казалось, болоту не будет конца, но вот земля затвердела, послышался шум Тетерева… И тут выяснилось, что сразу за рекой нам надо пройти через маленькое сельцо, а можно ли рисковать, когда столько прошли? Как избежать этого риска, миновать незамеченными сельцо, где, может быть, укрылся предатель, который выдаст нас немцам? Есть ли дорога в обход? Посоветовались между собой и с дедом Степаном, и он сказал:

— Проведу.

И правда, провел. Весь наш обоз въехал в речку Тетерев, заросшую лозой, и тронулся по ней дальше, в сторону от села. Повозки в воде не стучали, копыт не было слышно. Шумел один бурливый Тетерев. Партизаны цепочками шли над рекой, в лозе. И вот мы выбрались на другую сторону реки, оставив за собой болото, из которого, думалось, нас никто не ждал.