По зову ненастья (СИ)

— Грейбек, натягивай штаны, у вас, сволочей, сегодня посетители!

Голос молодого надзирателя, гулко отразившись от каменных сводов, ударом гонга долбанул по барабанным перепонкам, и Фенрир, хрипло застонав, попытался закрыть болезненно чувствительные уши руками. Первые сутки после полнолуния и в прежние времена давались непросто, а сейчас, когда приходилось травиться аконитовым зельем, чтобы в звериной жажде свободы не размозжить себе голову о вековую кладку стен, он и вовсе вот уже несколько часов подряд отчаянно завидовал мёртвым.

— Да сукин ты сын! — взвыл совсем рядом с камерой надзиратель, вероятно обнаружив, наконец, кроме ожидаемого им голого зада сжавшегося на нарах Грейбека, ещё много интересного: облёванный пол, загаженный соломенный тюфяк, после очередного неприятного «пробуждения» сброшенный Фенриром с деревянного настила… Да и сам заключённый чистотой тела не отличался. — А ну встал, ублюдок! На ноги, я сказал!

Повторять многократно и терпеливо ждать исполнения приказа надзиратели Азкабана не привыкли. Грейбек знал: пару секунд спустя, если не подчиниться, в спину прилетит Круцио. Новой боли совсем не хотелось (чего-чего, а этого дерьма сегодня было навалом и без магических «кнутов»), и потому, собравшись с силами, он заставил себя пошевелиться и, пусть не столь скоро, как мечталось ушлёпку по ту сторону решётки, подняться на ноги.

— Мордой к стене, ноги расставить, — удовлетворённый его покорностью надзиратель (совсем ещё щенок, судя по срывающемуся голосу) командовал уже без особой злобы. — Стой смирно… Акваменти!

Струя холодной воды врезалась в неровные камни пола позади Грейбека и окатила его волной грязных вонючих брызг. Он даже не поморщился, только уткнулся лбом в шершавую кладку стены и опустил воспалённые веки. Проклятье! Что ж так паршиво?.. Фенрир Грейбек на своём веку нечасто глотал аконитку, но готов был поклясться собственными клыками: никогда прежде его не ломало с неё так, как здесь — в Азкабане. Видимо, тратить бюджетные кнаты на качественные зелья для смертников чиновникам не хотелось…

От ударившего в спину ледяного душа перехватило дыхание и подогнулись колени. Пальцы судорожно впились в каменные выступы. Грейбек несколько раз рефлекторно хватанул ртом воздух и, до боли стиснув зубы, со свистом вдохнул.

«Помывка» заняла минуты три, но, когда молокосос в мантии надзирателя наконец решил, что чище старого оборотня ему уже не сделать, и поток иссяк, Грейбек сполз на пол полностью обессиленным. Остатки воды неторопливо устремились в находящуюся в дальнем углу камеры дыру, служащую узнику нужником. Фенрир отрешённо наблюдал за мутными ручейками, борясь с новым приступом тошноты.

— Обсыхай, — буркнул надзиратель, уничтожил изгаженный тюфяк, несколько секунд пытался издали рассмотреть, на что похожа валяющаяся комком в изголовье лежанки роба, но потом испепелил и её, проворчав: — Всяко изгваздал…

Он ушёл, вновь оставив Фенрира наедине с пронизывающим до костей холодом и не унимающейся тошнотой.

— Лестрейндж, подъём! Привести себя в порядок! — звонкий молодой голос звучал уже где-то в другом конце коридора… и Грейбеку отчаянно захотелось впиться зубами в горло его обладателю, вырвать трахею, захлебываясь, лакать бьющую фонтаном тёплую кровь…

Он сглотнул. Жажда крови в дни полнолуний становилась почти нестерпимой.

Ничего… Когда-нибудь, в день своей казни (а министерские суки однажды решат собственные насущные проблемы, и все «отложенные вердикты Визенгамота», в числе которых был и смертный приговор, вынесенный Фенриру Грейбеку, приведут в исполнение), он побалует себя ещё одним глотком вкусной человеческой крови…

Фенрир даже осклабился, в который раз в красках рисуя себе любимую фантазию.

За ним придут четверо конвоиров, как несколько месяцев назад пришли за Амикусом Кэрроу. Руки крепко стянут за спиной какими-то светящимися путами (Грейбек плохо разбирался в заклинаниях, с малых лет полагаясь исключительно на собственные клыки и когти), а возможно, его даже стреножат… Он презрительно хмыкнул: нелепые предосторожности тюремщиков всё равно ни на что не повлияют. Они выведут его из камеры и погонят к месту казни, как гонят на бойню скот. В спину упрутся кончики двух палочек, готовых к Непростительным. И он покорно пройдёт под их прицелом первые двадцать ярдов по сырым коридорам, освещаемым редкими факелами и Люмосами, впереди идущих конвоиров. Он будет нарочито тяжело шаркать ногами и стараться притормозить процессию… Но не от страха перед ждущей его казнью, нет. Ему просто потребуется время для выбора жертвы. Пара минут, не больше, чтобы принюхаться, примериться… И в последний раз в своей, надо сказать, слишком долгой для оборотня жизни, рванувшись к добыче, сомкнуть челюсти на сочной человеческой шее…