Читаем По зову ненастья (СИ) полностью

Дальше — вспышка боли и вечная тьма… Да. Но Грейбек верил: он успеет сделать глоток. Один глоток горячей, сладко-солёной крови… И это «воспоминание о будущем» — яркое, красочное, за полтора года обретшее запах и вкус — ныне оставалось единственным, за что цеплялось его сознание в попытке найти хоть какую-то цель существования… бессмысленного существования смертника.

Череда ежедневно исполняемых приговоров внезапно оборвалась наутро после казней Кэрроу, Макнейра и Руквуда. Ещё живым узникам тогда объявили «добрые вести»: Визенгамот принял решение на неопределённый срок приостановить показательные расправы!

Как понял Грейбек, краем уха слышавший обрывки разговоров надзирателей: на власти магической Британии надавили извне. Массовое истребление магов, многие из которых являлись чистокровными представителями древних, будто сам волшебный мир, семейств, вызвало «озабоченность всего магического сообщества». Фенрир Грейбек к чистокровным и древним, насколько он помнил, не принадлежал, но по стечению обстоятельств казнь его была назначена на следующий день после Кэрроу… и вместе со всеми прочими оказалась отложена на тот самый, будь он проклят, «неопределённый срок».

— Не радуйтесь, — зло выплюнул тогда старый, исполосованный уродливыми шрамами охранник. — Вас всё равно в живых не оставят. Не сегодня, так завтра в расход пойдёте…

И Грейбек, ни черта не смыслящий в политике, прекрасно понимал: тот прав. Отменять приговоры последователям Волдеморта никто не собирался, рано или поздно Министерство найдёт лазейки и способы. Просто вопрос времени. Времени, которое могло закончиться в любой момент, а могло тянуться вечность.

Это ежедневное, ежесекундное и многомесячное ожидание смерти довольно быстро сломало Эйвери, превратило и без того неадекватную Алекто в жалкую тварь, беспрерывно скулящую на одной ноте, заставило чистокровного волшебника Яксли по-маггловски вскрыть себе вены заточенной ложкой… Держались только братья Лестрейнджи (тихие, мрачные, но, как казалось Грейбеку, которого отделяли от их камер каких-то десять-пятнадцать ярдов, сохранившие трезвость рассудка и даже некоторое хладнокровие), Долохов (судя по русским ругательствам, периодически доносившимся с другого конца коридора, тоже не сильно изменивший себе) и он сам — Фенрир Грейбек. Но если тех троих, вероятно, спасала надежда на навязанную Визенгамоту неприкасаемость чистокровных узников, то старый оборотень, с младых ногтей не питавший иллюзий по поводу своей нужности этому миру, вынужден был спасать себя сам… И пока у него получалось.

Пацан-надзиратель вновь объявился у решётки камеры минут через двадцать. Сквозь прутья швырнул уменьшенный соломенный тюфяк на всё ещё мокрый пол, вернул ему нормальный размер и уже сверху кинул завязанную в узел чистую робу.

— Одевайся. И прибери постель, — он недовольно окинул взглядом Грейбека, по-прежнему сидящего на полу у стены. — Шевелись давай.

Фенрир тяжело поднялся и, пошатываясь, направился к валявшемуся в центре камеры тюфяку. Юнец безотчётно отступил от решётки, и Грейбек спрятал кривую ухмылку. Он знал, что серьёзно отощал на тюремных харчах, да и возраст, как ни крути, «веса» не прибавлял… Однако даже сейчас эти ничтожества с палочками его боялись.

Фенрир мрачно покосился на следящего за ним надзирателя, и тот, заметно вздрогнув, тут же отвёл взгляд, а мгновение спустя вытянулся по стойке смирно — заскрежетавшая входная решётка впустила в коридор начальника охраны Джека Харриса.

— Слушаем и внимаем, ублюдки! — прогрохотал под каменными сводами командирский бас, и Фенрир вновь болезненно поморщился. — Сегодня вы будете изображать маггловский зоопарк для тех, кого лишили детства! Вести себя смирно, неоплаченных аттракционов не устраивать! К решётке ближе чем на ярд не приближаться. На вопросы отвечать коротко… а ещё лучше на пару часов вжиться в роль тварей бессловесных. Долохов, тебя это особо касается! Присмотрелся к Эйвери и скопировал, сука, в деталях!..

Мгновение спустя в коридоре повисла тишина, нарушаемая лишь звуком капающей воды и монотонным, а потому давно никем здесь не замечаемым подвыванием сдвинувшейся Кэрроу. Высокая крепкая фигура Харриса появилась в поле зрения Грейбека, поравнявшись наконец с решёткой самой дальней в этом крыле камеры… а Фенрир в свою очередь оказался видим начальству.

— Гре-ейбек… — Харрис насмешливо смерил взглядом всё ещё голого оборотня. — Что неясного было в словах о неоплаченных аттракционах? — Он обернулся к по-прежнему вытянувшемуся у стены юнцу и неприятно хмыкнул: — А-а… Производишь впечатление на моих парней? Ясно… Тёрнер! Какого дьявола заключённый Грейбек до сих пор трясёт мудями?!

Щенок подпрыгнул на месте, выпучил глаза и что-то невнятно забормотал о плохом самочувствии оборотня после полнолуния, об облёванной камере и в хлам разодранной робе… Фенрир решил, что его это уже не касается, и принялся молча натягивать штаны.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Смерть сердца
Смерть сердца

«Смерть сердца» – история юной любви и предательства невинности – самая известная книга Элизабет Боуэн. Осиротевшая шестнадцатилетняя Порция, приехав в Лондон, оказывается в странном мире невысказанных слов, ускользающих взглядов, в атмосфере одновременно утонченно-элегантной и смертельно душной. Воплощение невинности, Порция невольно становится той силой, которой суждено процарапать лакированную поверхность идеальной светской жизни, показать, что под сияющим фасадом скрываются обычные люди, тоскующие и слабые. Элизабет Боуэн, классик британской литературы, участница знаменитого литературного кружка «Блумсбери», ближайшая подруга Вирджинии Вулф, стала связующим звеном между модернизмом начала века и психологической изощренностью второй его половины. В ее книгах острое чувство юмора соединяется с погружением в глубины человеческих мотивов и желаний. Роман «Смерть сердца» входит в список 100 самых важных британских романов в истории английской литературы.

Элизабет Боуэн

Классическая проза ХX века / Прочее / Зарубежная классика
Лучшие речи
Лучшие речи

Анатолий Федорович Кони (1844–1927) – доктор уголовного права, знаменитый судебный оратор, видный государственный и общественный деятель, одна из крупнейших фигур юриспруденции Российской империи. Начинал свою карьеру как прокурор, а впоследствии стал известным своей неподкупной честностью судьей. Кони занимался и литературной деятельностью – он известен как автор мемуаров о великих людях своего времени.В этот сборник вошли не только лучшие речи А. Кони на посту обвинителя, но и знаменитые напутствия присяжным и кассационные заключения уже в бытность судьей. Книга будет интересна не только юристам и студентам, изучающим юриспруденцию, но и самому широкому кругу читателей – ведь представленные в ней дела и сейчас читаются, как увлекательные документальные детективы.В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Анатолий Федорович Кони , Анатолий Фёдорович Кони

Юриспруденция / Прочее / Классическая литература
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо
Александр Абдулов. Необыкновенное чудо

Александр Абдулов – романтик, красавец, любимец миллионов женщин. Его трогательные роли в мелодрамах будоражили сердца. По нему вздыхали поклонницы, им любовались, как шедевром природы. Он остался в памяти благодарных зрителей как чуткий, нежный, влюбчивый юноша, способный, между тем к сильным и смелым поступкам.Его первая жена – первая советская красавица, нежная и милая «Констанция», Ирина Алферова. Звездная пара была едва ли не эталоном человеческой красоты и гармонии. А между тем Абдулов с блеском сыграл и множество драматических ролей, и за кулисами жизнь его была насыщена горькими драмами, разлуками и изменами. Он вынес все и до последнего дня остался верен своему имиджу, остался неподражаемо красивым, овеянным ореолом светлой и немного наивной романтики…

Сергей Александрович Соловьёв

Биографии и Мемуары / Публицистика / Кино / Театр / Прочее / Документальное