Победа над Эверестом

Встретив в Периче офицера связи Бисту, несущего радиограмму Тамма в Намче-Базар, я не поверил в «неисправности» нашей радиостанции. Всю радиоаппаратуру для экспедиции готовил один из лучших специалистов радиодела В. Черевко. Еще в прошлом году на Памире я убедился, насколько досконально знает он радиоаппаратуру и как скрупулезно готовит её для работы в высокогорье. Проверка, опробование и переопробование, испытания при разных режимах и нагрузках. А из запчастей, мне кажется, можно было бы собрать небольшую ЭВМ. Узнав в Катманду, что Черевко не смог выехать в Непал, Евгений Игоревич сказал мне: «Будешь исполнять обязанности радиста. Володя тебя подучил немного?» Да, на Памире Володя меня обучил основным приемам работы на радиостанции, показал, как ведется документация и прочее, мне пришлось даже его подменять в конце сборов.

Конечно, обнаружить неисправность и тем более устранить её я не смогу, но я был уверен, что радиостанция в порядке. Ящик с радиостанциями при транспортировке был под постоянным наблюдением, его нигде не бросали, в рациях никто не копался, значит, все должно быть исправно. Но почему же нет связи?

Как только мы пришли в базовый лагерь, Тамм встретил меня словами: «А, радист явился. Теперь мы будем иметь связь». Это прозвучало, как очень веселая шутка.

— Вы хоть включали станцию? Аккумуляторы подсоединяли? — Тамм даже не ответил на мои слабые попытки поязвить.

Подошло время дневной связи — 15.30. Мне и ходить далеко не нужно было, на правах радиста я устроился ночевать в радиорубке. Правда, Тамм намекнул, что радиорубка должна быть не жилой, в палатке сделаем склад всей радиоаппаратуры, солдат-мотора, запасных батарей, генератора и прочее.

— Вот придет Голодов, и мы поставим себе палатку.

— Хорошо.

Я впервые в этом году увидел нашу радиостанцию «Ангару». По прошлому году помню, что крайняя левая ручка внизу — включение. Проверяю установку волны — 4710, поворачиваю крайнюю левую ручку внизу вправо. Шелчок. Шипение и завывание в эфире. И вдруг сквозь этот шум услышали слабый голос: «Бейс камп, бейс камп, Эверест бейс камп. Министри оф туризм из коллинг» («Базовый лагерь, базовый лагерь, базовый лагерь Эвереста, вызывает министерство туризма»). Микрофон схватил офицер связи Шрестха (экспедицию сопровождали два офицера связи) и быстро-быстро заговорил по-непальски. Приём. Опять монотонный голос оператора из Катманду: «Бейс камп, бейс камп, Эверест бейс камп»,— значит, не слышат нас. Включил настройку, Тамм поворотом ручки добился максимального свечения четырех индикаторных лампочек, переключил на рабочий режим — голос Катманду стал слышнее, мы ответили, нас услышали. Дали счет, подстроились чуть-чуть, Шрестха долго что-то говорил по-непальски. Потом микрофон с той стороны взял А. Сурский, работник советского посольства в Непале.

— Вы почему столько дней не выходили на связь?

— Как не выходили. Это вы молчали.

— Мы каждый день выходили на связь два раза в день.

— Мы тоже.

— Ну, хорошо. Как у вас дела? Что сделано, какие планы?

Состоялся долгий сеанс связи. Ведь в Катманду и в Москве ничего не знали об экспедиции со дня вылета в Луклу основного состава участников 13 марта. В официальной информации о спортивной части работы экспедиции впервые было упомянуто имя Э. Мысловского: «Группа Мысловского установила лагерь 1 на высоте 6500 метров». В Москве эти слова прозвучали тревожным предостережением: что-то не так в экспедиции, какое-то несоответствие согласованным планам и рекомендациям. Дело в том, что Институт медико-биологических проблем (ИМБП) Министерства здравоохранения СССР по просьбе Спорткомитета СССР провел сверхтщательное медицинское обследование участников экспедиции, предложив ряд сложных тестов, часть из которых показана в киноочерке «Леннаучфильма» «Гималайские сборы» — «фильме ужасов», как его назвали альпинисты: ходьба с рюкзаком по бегущей дорожке, велоэргометр, дыхание чистым азотом до потери сознания, суточное пребывание в термобарокамере на «высоте» 5000 метров при минус 40 градусов, подъем в барокамере на максимальную высоту, когда Юрий Голодов поставил рекорд, поднявшись до высоты 11 километров без кислорода — и все это при тщательном биохимическом контроле вплоть до измерения содержания кислорода и азота в кончиках пальцев. В результате проведенных исследований, скорее напоминающих эксперименты по проверке выживаемости человека в экстремальных условиях, Мысловский и Трощиненко были исключены из списка рекомендуемых для восхождения на Эверест: Мысловский по причине нарушений деятельности сердечно-сосудистой системы после теста на максимальную, до изнеможения работу на велоэргометре, а Трощиненко — по причине медленного биения сердца (32 удара в минуту).

— У вас во сне может остановиться сердце, — заявили врачи неоднократному чемпиону СССР по альпинизму, любителю лыжных гонок на 50 км действующему мастеру спорта СССР Леониду Трощиненко.