Мысловскому была выдана рекомендация не подниматься выше 6000 метров, Трощиненко же получил полный запрет на восхождения; по этой причине он и числился в экспедиции на должности заместителя руководителя по хозяйственной части. Эдуард Мысловский, правда, получил моральное утешение от специалистов ИМБП:
— Если бы мы отбирали Вас в космонавты, — заявили ему, — то у нас не было бы никаких претензий к Вам. Но ведь это Эверест…
Можно было только приветствовать столь лестную для Эвереста почтительность со стороны сотрудников ИМБП, если бы она, эта почтительность, не влияла на состав участников и план работы экспедиции.
— Решай сам, — ответил Мысловскому Тамм, когда тот обратился к немуза советом. Долго думал Эдик и наконец решился.
— Буду идти под строгим самоконтролем, — сказал он. — Евгения Игоревича не подведу.
И теперь в Москве знают, что Мысловский поднялся на 6500 метров.
— Вы что, не могли включить радиостанцию? — спросил я Тамма после связи. — Меня ждали?
— Ничего не понимаю, — ответил Тамм. — Конечно, и включали, и настраивали, и вызывали. Загадка какая-то.
Лишь в конце экспедиции было получено разъяснение этой загадки. Как-то в ожидании очередной связи с Катманду возле радиорубки собрались, как всегда, все свободные обитатели базового лагеря: участники экспедиции, группа телерадио во главе с Ю.А. Сенкевичем, корреспондент ТАСС Ю.В. Родионов, работники киногруппы и другие, и по какому-то поводу вспомнили первые напряженные дни работы экспедиции, оказавшейся из-за отсутствия связи в полной изоляции от внешнего мира.
Я в который раз с гордостью повторил рассказ о чудодейственном, ставшим легендарным оживление радио, когда пришел «настоящий радист» и все наладил. И эту легенду развенчал Ю.В. Родионов.
— При чем здесь ты, — сказал он, — это я спас экспедицию. Когда мы на четвертый или пятый день собрались в радиорубке министерства туризма в Катманду и безуспешно вызывали базовый лагерь, я от нечего делать смотрел в окно, потом мой взгляд заскользил вдоль антенны радиостанции и остановился на гнезде, в который был вставлен штырь антенны. На гнезде было написано — Earth (земля). Мое сонное настроение исчезло. Я еще раз убедился, что антенна и заземление поменялись местами, тут же переключил их, и мы услышали: «Министри оф туризм, бейс камп ис коллинг» («Министерство туризма, вызывает базовый лагерь»). Вот и все.
Очередной раз «чудо» разъяснилось самым прозаическим образом. А жаль...
«Наладив» связь, я мог детальнее ознакомиться с лагерем, который уже был хорошо оборудован.
Специально для базового лагеря были изготовлены три большие шатровые палатки: кают-компания и склады для продуктов и снаряжения. Чтобы кают-компанию сделать повыше, сложили из крупных камней стенку вокруг площадки и полотнище поставили сверху, теперь внутри палатки можно было стоять даже с краю. Центральный кол оказался коротковат, под него подложили несколько крупных камней.
С особым старанием готовили место для кухни. Ее разместили напротив входа в кают-компанию, рядом с кают-компанией стояла продуктовая палатка. Позади кают-компании нашли трещину и определили её как мусоросборник.
В кухонной палатке удивляла рациональность размещения всех предметов. Прямо у входа слева стояла газовая плита, газовый баллон был выведен наружу. Снаружи с левой же стороны палатки лежал весь запас газовых баллонов экспедиции, более 50 штук. Напротив газовой плиты ближе к центру палатки стояли 40-литровые бидоны с водой, за водой ходили спускаясь чуть ниже лагеря к ручью на леднике. Дальше по внутреннему периметру палатки слева направо стояли кастрюли, банки, коробки со специями, ящики с расходными продуктами и пр. Ножи, ложки, поварешки аккуратно висели на гвоздях, вбитых в доски и закрепленных в камнях. Рабочий «стол» — большой плоский камень — находился в центре палатки. У выхода с правой стороны лежало несколько камней, на которых можно было сидеть.