Победа Сердца

Что же это значило на самом деле? Что стояло за всеми этими нагромождениями сентенций, действительно что-то стоящее, или же вникающего читателя вновь ждало тотальное разочарование? Ни то, ни другое, как говорили мудрецы древности. Несмотря на то, что открывавшаяся наблюдателю перспектива выходила за все границы каких бы то ни было ожиданий, превращаясь в непоколебимое ощущение совершенной идентичности событий, что, на первый взгляд, не были связаны ни пространством, ни уже, тем более, во времени, юная журналистка Виктория смогла стать свидетельницей, как процесс рождения ее подростковой болезненной любви, которая выродилась в интоксикацию энергофрутками, что разлетались клочьями светящейся кожуры, подобно столько же яркой алой крови туземцев острова Утконоса, расстрелянных своими же собственными государственными охранителями, становился кусочками паззла огромной цельной картины, которую и должна была разглядеть Виктория. Однако, куда бы она ни взглянула – везде натыкалась лишь на саму себя, будто бы весь мир не существовал объективно, но являлся лишь рефлексией ее собственного сознания, где память и само тело были не более, чем инструментами, которые стоило отбросить после проведенных полевых экспериментов по обнаружению самой себя в этом хаосе.

Даже близость с Кевином, что пылал, подобно огню, и являлся физической во всех смыслах частичкой, которую она всегда искала с самого рождения, и который пока, по невыясненным еще обстоятельствам, всё это время был отделенным от нее тысячами миль, казалась теперь не такой уж важной. Она была по сути просто очередным пунктиком в том самом беспредельном опыте самопознания себя, в неостановимом процессе, внутри которого находилась путешественница. Но зачем это всё нужно? Этот вопрос занимал ее больше всего, и прежде, чем ее бы снова выбросило в инкубатор ее души, коим в определенном смысле являлся привычный физический мир, ей было жизненно необходимо постичь то, ради чего мог вновь начаться бег истории, где она вновь, хотя и расставшись со своим беспредельным знанием, всё же снова станет из Богини, матери вселенной, обычной журналисткой Викторией, пусть и которой отведена важная часть в истории, но разве у всех остальных не столь же важные партии в этой игре? Именно потому, что все эти условности не имели ровным счетом никакого значения, она решила заглянуть в самое сокровенное место – точку пересечения судеб и момент ее рождения, чтобы выяснить, с чего же именно всё началось, и что это была за сила, которая привела в движение энергию ее души. Будто бы в ответ на это, окружающее ее пространство вмиг преобразилось в прекраснейшее небо, что встречало рассвет дневной звезды, уже ласкавшей своим теплом планету и тех путешественников, которые вот-вот должны были прибыть в свое последнее путешествие.

112. Ощущая приток адреналина, странники, еще даже не понимая всех условий своего новейшего прибытия, уже были пущены в центр арены под названием жизнь, и, похоже, их выход на сцену уже заранее был запланирован в крайне экстравагантной форме.

Так, молодая девушка уже билась в экстазе, вспоминая всю свою жизнь и даже прошлые воплощения, как бы это пошло ни звучало, проживая каждое мгновение друг за другом, подобно кадрам на кинопленке, то разгоняясь, чтобы забыть об абсолютной обособленности моментов друг от друга, то вдруг вновь замедляясь, чтобы вспомнить, что она, будучи вроде как самой собой всего пару лет назад, а, возможно, и минут, и даже секунд, уже не являлась сейчас собой прежней, поскольку то самое несуществующее время резало точно также беспощадно на части ее же несуществующее тело с умом, которые, на самом деле, были спонтанно возникающими реакциями, рефлексией на самих себя, отражающихся в бесконечно огромном пространстве зеркал, что было само сущностью бытия, где не могло быть проявлено ничего, кроме того, что уже потенциально содержалось в нем самом.

В этом беспредельном многомерном коридоре из кривых зеркал, где миллионы разноцветных поверхностей разных форм и расцветок отражали сияние единственной, горящей посреди всего этого бесконечного самоотражающего свойства, свечи, что, слегка подрагивая от невидимого ветра, уже ощущала тот напор, что то раздувал, то снова заставлял ее съеживаться в бесконечных попытках осознать саму себя. Возможно, этот самый невидимый спутник и был тем необходимым условием, чтобы наконец разбить все условные зеркала, дабы узнать, что же скрывалось за этим бесконечным единообразным многообразием. Или же путник мог наконец потушить этот свет, после чего в полной темноте уже было бы неважно, сколько вокруг зеркал, поскольку все изображения, что отражались вокруг, вмиг точно так же испарятся, не оставив и следа, чем он не преминул тотчас же воспользоваться.