Но если бы она сейчас бежала, как того хотел ее друг-шаман, при условии неприкосновенности нескольких бортов с беженцами, то, таким образом, грубо опрокинула бы игральную доску власти Империи, которая бы не знала, как выйти из ситуации, где она потеряла преемницу, которая должна была взойти на волне патриотизма, вызванного проведением Игр на территории, которая к тому же сразу была бы объявлена частью империи, вместе с восшествием на престол первой в новейшей истории Императрицы. Это означало бы большие проблемы для жителей острова Утконоса, ставя их всех под удар очередной возможной «миротворческой» операции под патронажем Империи.
Губы Виктории бесшумно проговаривали все эти размышления, которые раскладывали события на атомы. Так, в итоге, перед ней вновь возникало два выхода, две двери перед развилкой событий, между которыми она должна была выбрать. Зайти в одну из них означало бы навсегда захлопнуть другую.
Однако, всё было не так очевидно, ведь каждый глаз Виктории смотрел на определенный исход событий, где один из вариантов слегка был окрашен голубоватым свечением, в то время, как другой был охвачен оранжевой дымкой.
Однако цельной картины из этого не выходило, и Виктория, слегка сфокусировавшись, позволила этим символичным дверям соприкоснуться в ее сознании. Когда теплые цвета смешались с холодными, это породило качественно иной исход, что раскрылся наблюдательнице как совершенно иной, третий, «срединный» путь, который единственный и был реальным, что лишь притворялся двумя различными исходами, которые никогда и не существовали независимо сами по себе.
146. Где-то в темноте пещеры, освещаемой тусклым светом, вырисовалась фигура, которая была знакома до боли Виктории, и которая заставила ее глаза намокнуть, а сердце сжаться от счастья узнавания.
– И вот, наконец, есть третий путь, – театрально продекларировала девушка голосом, который сначала-то толком и не узнала сама, поскольку мысли-то были ее, но сам факт того, что голос, о котором сложно было даже сказать – был ли он человеческим или нет, говорил за нее, слегка даже пугал, ведь могло вполне статься и так, что именно он диктовал ей, что делать на протяжении всей ее жизни, прошлой и будущей.
– И что же это была за пещера? – тут же подумала Виктория, – ведь здесь нет ни потолка, ни стен, ни даже пола. Да этого пространства может в принципе не существует, ведь всё вокруг на самом деле – лишь бесконечный горизонт, продуваемый тысячами ветрами. Ветрами, что буквально выдули изнутри ощущение замкнутости, одновременно позволив путешественнице ощутить свободное падение, в котором, тем не менее, она была не одна, но вместе с зарождающейся жизнью внутри себя, которая, возможно, и была настоящей причиной этого затяжного падения, поскольку падающая Богиня никак не могла простить ни себя, что должна была скоро разродиться новой жизнью, ни того, кто преподнес ей этот дар.
147. – Да славится Великая Богиня! – с практически юношеским задором прогремел из динамиков голос Вождя Чаррамы, полноправного правителя острова Святого Змея-Утконоса, – да славится Богиня! Да славится Лиловый Трайб! Да славится тело – остров священного Утконоса с мудрым Змеем! Да славится Империя! Да славится Стивен Харт!
Трибуны взорвалась, после чего всё внимание камер устремилось к ложе, где собрались приглашенные на игрища политики, там, среди всех прочих, со скромной улыбкой на устах поднялся, чтобы поклониться присутствующим, уже немолодой мужчина.
– Этот день войдет в историю! – вновь продекларировал Вождь, – и вы уже очень скоро узнаете почему, ведь благодаря этому человеку…
Стоящий неподалеку Кевин, закончивший ранее свое выступление, что не на шутку разогрело толпу, поймал себя на мысли, что этот странный лиловокожий мужик, что сейчас вещал на весь мир, совершенно непонятным образом находил отклик и в нем самом. Заключалось это даже не в том, как он говорил, и уж, тем более, о чем – нет, но в чем-то, спрятанном между его слов, что проникало внутрь, доходя до самой сути Кевина, до того самого места, что узнавало родную кровь, как бы невероятно это ни звучало для понимания музыканта, который, преодолев тысячи километров, оказался в месте, о котором он еще какой-то год назад и не слышал ничего.