После того как – к облегчению не только губернатора острова, но и многих в Европе – наступил конец, Лоу, не признававший за Наполеоном титула императора французов, не позволил написать на надгробной плите «Наполеон». Он требовал, чтобы было написано «Генерал Бонапарт». Спутники императора не проявили уступчивости, которой ожидали от них английские власти: надгробная плита осталась безымянной.
Так Хадсон Лоу, человек совершенно ничтожный, волей герцога Веллингтона вошёл в историю. Дело в том, что именно Артур Уэлсли Веллингтон назначил Лоу губернатором острова Святой Елены, предварительно присвоив тому звание генерал-лейтенанта. Он хорошо знал Лоу, который служил одно время его квартирмейстером, и был уверен: тот будет тщательно, не допуская никаких сомнений и колебаний, исполнять все мелочные инструкции, нелепость и жестокость которых у другого вызвала бы протест. Именно такой человек нужен был Веллингтону рядом с его поверженным, но не утратившим гордости врагом.
Желание, точнее – непреодолимая потребность унизить Наполеона парадоксально сочеталась у Веллингтона с попытками во всем на него походить. Он просил прославленного Давида, автора самых выразительных портретов императора французов, написать и его портрет. Жак Луи Давид отказался, не скрыв презрения. Герцог не без труда добился благосклонности знаменитой певицы Джузеппины Грассини. Но… едва ли это принесло ему много радостей: госпожа Грассини была дамой далеко не юной, со времён её близости с генералом Бонапартом прошло пятнадцать лет.
О том, как относился Наполеон к своему победителю при Ватерлоо, свидетельствует вот такой пункт его завещания: «десять тысяч франков младшему офицеру Кантильону, пытавшемуся убить лорда Веллингтона, в чём он был признан невиновным. Кантильон имел такое же право убить этого олигарха, как и тот отправить меня гибнуть на скалу Святой Елены. Веллингтон, предложивший это, оправдывался интересами Великобритании, Кантильон, если бы он действительно убил лорда, был бы увенчан лаврами и оправдан теми же мотивами – интересами Франции. Франция избавилась бы от генерала, нарушившего соглашение о капитуляции Парижа, ответственного за кровь страдальцев Нея, Лабедуайера и других, за преступное разграбление музеев».
Коль скоро речь зашла о герцоге Веллингтоне, не могу умолчать, что комплексы, связанные с воспоминаниями о Наполеоне, не покидали его долго, по крайней мере пока Наполеон был жив, а значит – опасен. Этот непреходящий страх перед побеждённым и сосланным на край света человеком подтверждает: «победители» не были уверены ни в своих солдатах, днём и ночью стороживших Лонгвуд; ни во французском народе, который – если предстаивть, что каким-то чудом Бонапарт вернётся – снова встретит его восторгом и поклонением.
Когда один из сопровождавших Наполеона на остров Святой Елены, генерал Гаспар Гурго (он был вынужден покинуть остров из-за тяжёлой болезни, вызванной климатом), явился в октябре 1818 года на заседание Аахенского конгресса и обратился к европейским монархам с петицией о жалком положении и содержании Наполеона в английском плену, убеждая проявить милосердие, облегчить участь пленника, Веллингтон обвинил его в необоснованности обвинений в адрес Британии. Герцогу снова удалось победить: монархи поверили ему, а не генералу Гурго (или сделали вид, что поверили). Условия содержания Наполеона изменены или хотя бы смягчены не были. А через некоторое время Гурго опубликовал описание битвы при Ватерлоо. Оно было подробным и объективным и, несмотря на это (а может быть, именно благодаря этому), вызвало гнев английского фельдмаршала. Все бумаги Гурго были опечатаны, сам он арестован. Только после смерти Наполеона ему удалось вернуться во Францию.
Арест бумаг был для Гурго несравненно более тяжким наказанием, чем арест: в этих бумагах были записи бесед с императором, которые он намеревался издать, чтобы память о его кумире сохранилась на века. То же намеревались сделать (и сделали) все, кто последовал за императором в изгнание. Желающих было много, но англичане разрешили пленнику взять с собой только маршала Бертрана с семьёй, графа Монтолона с женой, графа Лас-Каза со старшим сыном, генерала Гурго, врача и десятерых слуг. Губернатор Хадсон Лоу не стеснялся в средствах, стараясь выжить с острова людей, преданных бывшему императору. Ему удалось избавиться от Лас-Каза и О’Миры, а вот Гурго уговорил покинуть остров сам Наполеон. Он видел, что его бывший адъютант тает на глазах. Кроме того, надеялся, что Гурго, упорному, не боящемуся никаких трудностей, удастся повидать Марию Луизу, уговорить её ходатайствовать об облегчении участи мужа. Но главным, что заставило его отослать Гурго в Европу, была надежда, что тот сумеет повидать его обожаемого сына, короля Рима, рассказать мальчику, как любит его отец, как тоскует…