Победитель

– Яков, к вам крестьяне.

Ом повел веселым глазом.

– Проси.

– Откуда узнали, откуда узнали? Представить себе не могу!

– Так ведь деревня, Аня. Зови этих обормотов.

Вошли трое: дядя Митяй, Миша и Егор.

– Четвертый где? – поинтересовался Спиридонов.

– Вася при Акиме, – тихо объяснил трезвый Миша.

– Понятно…

– Знаешь все? – с комиссаром дядя Митяй был уважителен.

– Анна рассказала.

– Советуй, что делать нам. – Разговор вел Митяй. Егор и Миша помалкивали.

– Анна посмотри, что там на дворе, – жестко сказал Яков, подождал пока она выйдет. – Что делать вам? Сказал бы – слезы лить, так обидитесь, подумаете – насмехаюсь.

Думали сразу хватать начнут. А они, как только до них Марк Иванович добежал, сразу из деревни ушли, – обиженно поведал Егор.

– Много их было?

– Двое и старшой, – ответил Миша.

– А у вас винтовка. Со страху еще кого убить могли. Плохо вам кормильцы. Завтра к вечеру ждите карательный отряд.

– И что? – не выдержал, полюбопытствовал самый молодой – Егор.

– Вас четверых повесят. Мужиков для порядка всех поголовно высекут. И, конечно, заберут все до нитки. Этому они у немцев хорошо научились.

– А, может, пронесет? – помечтал Егор.

– Ох, и не люблю я вас, крестьяне! – радостно признался Яков.

– А сам из графьев, – мрачно догадался Егор.

– Из крестьян. В семье девятнадцатый по счету, десятый выживший. С шести лег побирался-просил у господ. Плохо давали!

– Советуй, что делать нам, – опять попросил Митяй.

– Не знаю.

– У нас оружие есть, Закопано, – сообщил Миша. – Максим с тремя лентами, шесть винтовок, обрезов не знаю сколько по домам, три нагана, ящик гранат.

– Богато. А кроме вас, бедолаг, в деревне мужички, которые повеселее имеются?

– Найдем, – сказал Митяй.

– Так действуйте. Оружие вырыть, с мужичками поговорить. Как управитесь, со всем добром ко мне. За главного у вас Миша будет. – Яков встал, хлопнул однорукого по плечу. – Действуй, командир.

Мужички направились к дверям.

– Митяй! – позвал Спиридонов. Митяй остановился. – Правильно угадал. Вот что, Митяй. Фуражка мне нужна и портупея. В крайнем случае – ремень.

– Достану.

– И еще у меня к тебе вопрос, Митяй. – Яков изучающе разглядывал хитрое бородатое лицо. – Что ж меня до сих пор не выдали?

– Резону не было.

– А каков был резон?

– Тебя определили бы к ним, так они и учительницу забрали бы. А Ефимовна усердная. Тем более по нынешним временам никакой учительницы уже боле не найдешь.

– Разумно, – согласился Яков. – Ну, с Богом.

Пришла Анна. Села рядом, положила руки на колени, сказала:

– Яков, но вы же ранены.

– На мне, как на собаке, все заживает. Да и рана пустяковая, чуть мякоть прихватило. Тянет сильно – только и делов.

– Дел, – грустно поправила Анна.

– Тебе видней, учительница, – обиделся Яков. – А я и грамоте с двадцати лет только учиться начал.

– А до этого?

– Некогда было: побирался, работал подсобным в депо, потом кочегаром на паровозе. А на помощника машиниста экзамен надо было сдавать. Год потел над книжками. Но сдал. И грамматику, и арифметику.

– Значит, вы способный. В таком возрасте учиться – подвиг.

– Подвиг-это точно Но не в способностях сила, сила – в злости. А я злой. Мне главное разозлиться – на тебя ли, на себя ли– все равно. Тогда я черту – кум.

– Яша, по-моему, вы немного хвастун.

– Нет. Трезвый нет. Вот когда выпью, тогда сильно хвастаю. Да и приврать здоров.

– Хорошо, что сами понимаете это.

– А я все понимаю. – Яков решился, наконец: – Аня, просьба у меня к тебе. Да не к тебе. К бабке твоей.

– Вы, оказывается, застенчивый, Яков. Говорите, я слушаю вас.

– Шаровары у меня прострелянные и рваные. И в крови. Проси бабку их зашить и постирать. И гимнастерка грязная. Постирать бы тоже и погладить. А исподнее я сам простирну. Вы только воды принесите и мыла.

– Мне вы свои штаны не доверяете?

– Ты – учительница. И не хочу, чтобы ты мои штаны стирала. – – Это почему же? – звонко спросила Анна. Яков покосился на нее и ответил несерьезно:

– Не догадываешься? Нравишься ты мне очень. Жениться на тебе хочу.

– А штаны только жены и стирают.

– Ты не жена пока. Невеста!

– Глупый ты, Яша. Прямо дурак.

– Ты меня не бойся, Аня. Ей Богу, у нас все по-хорошему будет, – уверил Яков и сразу же попытался обнять се. Анна отодвинулась и сказала:

– Я и не боюсь. А как у нас будет, это уже я сама решу.

– Решай так, чтобы хорошо было. И тебе, и мне.

Анна встала.

– Пойду я. Штаны стирать и решать.

Яков вскочил вдруг, прижал ее к себе, поцеловал.

– Яшка, пусти! По раненной ноге ударю!

Он отпустил ее, и она убежала. Потом лицо ее появилось в оконце.

– Снимай штаны и кидай за дверь. И гимнастерку тоже, я не смотрю.

Лицо в оконце исчезло. Яков рывком стянул гимнастерку, а со штанами возился долго: мешала малоподвижная нога. В рваных окровавленных подштанниках и белой рубахе он подошел к двери, выкинул штаны и гимнастерку, сказал в темноту:

– Чтоб к утру готово было.

* * *

Карательный отряд – взвод, человек тридцать – вышел из леса к концу дня. Ротмистр Кареев (единственный на лошади) сдвинул фуражку на затылок, оглянулся на свою рать, нестрого распорядился:

– Разберитесь. Пришли, Ольховка.