Победитель

– Комиссара прятала ты, Аня.

– Я не комиссара прятала, я тебя прятала.

– А я комиссар.

– Ты – Яшка. Ты – мой Яшка. – Анна подошла к нему, и он встал. Она обняла его – они были почти одного роста – и замерла, прижавшись к нему. Он осторожно поцеловал ее в тонкую шею.

– Все будет в порядке, Аня. Только тебе надо уехать.

– А ты?

– Ну, я! Здесь другой разговор. Я воевать буду.

– И долго ты будешь воевать?

– До победы, Анна.

– А вдруг тебя убьют до победы?

– Не может того быть.

– Все может быть.

– Человека, который воюет за светлое будущее, не должны убить.

– Бог не позволит или Карл Маркс?

– Светлое будущее не позволит.

– Чье светлое будущее?

– Твое. Мое. Наших детей.

– Так ты за свое светлое будущее борешься. Не мало ли? Таких, как я, знаешь сколько? И все мы боремся за свое светлое будущее. За светлое будущее человечества.

– Кто это? – спросили от двери. Они обернулись. В темном проеме стоял высокий, очень приличный господин в котелке и полосатых брюках.

– Эго Анна, учительница, – виновато представил Анну Спиридонов.

– Кто это? – повторил вопрос господин. Тогда Анна освободилась от спиридоновских рук, подошла к господину и поцеловала его в бородатое благообразное лицо.

– Здравствуй, папочка.

– Кто это? – в третий раз спросил Анин папа.

– Комиссар пехотно-пулеметных курсов Яков Спиридонов. Раненый, – представился Спиридонов, строго гладя на будущего тестя.

– Кем раненый? – папа изъяснялся пока только вопросами.

– Злодейской белогвардейской пулей, – преданный глаз Спиридонова подозрительно заблистал.

– Когда?

– Туг недавно белый офицер меня допрашивал. Все вопросы задавал. И так мне это надоело – сил нет. Может сядем за стол, посидим? Анна к тетке Дарье за самогоном сходит, а?

– Отец не пьет, – сухо предостерегла Анна.

– Это как же? Совсем и ничего?

– Совсем и ничего. Я – запойный, – грустно признался папа.

– Папа! – гневно воскликнула Анна.

– Что, дочка? Я так понимаю, что с будущим родственником познакомился. А зачем от родственника скрывать? – папа снял котелок, сел за стол, положил на клеенку тяжелые руки. Спиридонов сел напротив, помолчал недолго, потом решил продолжить беседу:

– Болезнь, переживания или так, от нечего делать?

– Я – портной, – раскрыл секрет папа.

– Понятно.

– Теперь ты допрашиваешь, Яша? – злобно осведомилась Анна.

– Простите. По батюшке не знаю как…

– Да что уж, Иваном. Ефим Иванович Алексеев. – Все разъяснилось, и Ефим Иванович приступил к делу. Собирайся, Нюра. Я за тобой.

– Куда, папочка?

– Домой. Время такое, что обязательно дома сидеть надо. Мать извелась, беспокоится. Ты одна у нас осталась, боимся мы за тебя.

– А другие где же? – неожиданно для себя спросил Спиридонов.

– Не твое дело, – грубо ответила Анна.

– Замужем старшие, замужем, – вежливо ответил Ефим Иванович.

– Анна, отец дело говорит: уезжать тебе отсюда надо.

– Когда, на чем?

– На телеге я, дочка. За поддевку тонкого сукна огородника Сигаева уговорил.

– Мы и не слыхали, как вы подъехали, – заискивающе сообщил Яков.

– А ваше дело такое было – не слышать ничего.

– Не говори пошлостей, папа, – приказала Анна. – Как же так, никому не сообщив, уехать. Что люди скажут?

– Я им все как сеть разъясню. Они поймут.

– Собирайся, Нюра.

– Вы идите на улицу, а я сейчас, – растерянно сказала Анна и заметалась по избе, ища чего-то, сама не зная что.

Ефим Иванович и Спиридонов вышли на крыльцо, и сразу же грубый голос поинтересовался из темноты.

– Скоро, что ль?

– Сейчас, Петрович, – ответил Ефим Иванович.

– Слушай, Ефим Иванович. Вы там берегите Анну-то. Она горячая. Ненароком выскочит когда не надо, скажет не то. Пусть дома сидит.

– Беречь-то для тебя?

– Для меня, для тебя. Просто надо беречь такого хорошего человека.

– Это ты мне, отцу, говоришь?

Анна сидела на телеге, а Яков шел рядом. Телега катила по белой во тьме дороге.

– Иди, Яша, – сказала Анна.

– Боюсь.

– Иди, иди. Все будет хорошо.

– А вдруг будет плохо? Как я тебя найду, когда увижу?

– Ты же за светлое будущее воюешь и победить хочешь. Всех победишь и найдешь меня.

– Я очень сильно люблю тебя, Анна.

Спиридонов приблизился к ней, и она его тайно поцеловала.

– Иди, – распорядилась она, и он остановился. Телега укатила в черную тьму. Вдруг Спиридонов закричал:

– Живете где вы, адрес какой?!

– Дворянская, номер тридцать шестой! – криком же ответил Ефим Иванович.

– Ишь ты! Дворянская! – не выдержал лирического тона Спиридонов.

– Так номер-то тридцать шестой! – разъяснили из темноты.

* * *

Поручик Мокашев стоял перед разгневанным генералом (ротмистр Кареев был рядом с Мокашевым, но как бы и не с ним), и генерал бесстыдно орал на него:

– Вы шляпа, поручик! Дать уйти комиссару! С ума посходили все. Ни дисциплины, ни порядка, ни бдительности. Наконец! Вы в армии, черт вас побери! По вашей, поручик, вашей вине два уезда охвачены восстанием.

– Не понимаю ваше превосходительство, – признался Мокашев.

– И все ваш комиссар, которого вы упустили. Вам это понятно, поручик?

– Но не может бунтовать один комиссар в двух уездах.

– Вы на что намекаете?

– Я не намекаю, ваше превосходительство.