Из внутреннего кармана куртки на каталку вывалилась толстая пачка афганских денег. Медсестра безразлично сдвинула ее в сторону, чтобы не мешала.
Дверь операционной открылась, и оттуда торопливо вышла Вера – в свежем хирургическом халате, кое-где уже запачканном кровью, и в белой шапочке.
– Это что такое?! – спросил Иван Иванович. Он прошагал к каталке, схватил деньги и начал трясти Большакова за плечо. – Товарищ боец! Товарищ боец!
Вера попыталась его оттолкнуть.
– Вы что? У него тяжелое ранение! Давай в операционную! – приказала она сестре.
– Руки убери!
– Что?! – Иван Иванович перевел взгляд белых от злобы глаз на Плетнева.
– Ты успокоишься, нет?! – негромко спросил Ромашов. – Ты не видишь, человек без сознания!
Плетнев сделал короткий шаг, прикидывая, куда его отправить, чтобы не нанести вреда раненым.
– Стой! – Ромашов быстро заступил ему дорогу. – Это наши деньги, товарищ полковник! Я вчера в посольстве получил! Суточные на всю группу. Что непонятного?!
– Выгораживаешь своих? – понимающе кивнул Иван Иванович. – Я еще во дворце видел, как они по карманам шарили! Вы за это ответите! И вообще, что вы здесь делаете?!
– По делам приехали, – ответил майор.
– По делам?!
Иван Иванович секунду смотрел на Ромашова в упор, потом молча потряс кулаком, резко повернулся и быстрым шагом направился к выходу.
Медсестра бросила одежду Большакова в общую кучу.
Плетнев шагнул к Вере.
– Понимаешь, – сказал он. – Я…
Что дальше? Что сказать? Он не знал. Слова потеряли всякий смысл. Что можно изменить словами?
– Ты прости, что так вышло, – выговорил он. Конечно, лучше всего было повернуться и уйти, уйти молча. – Понимаешь, это случайно ведь!..
Она отстраненно смотрела на него, машинально кивая.
– Да, да… я понимаю. – И снова обратилась к медсестре: – Ко второму столу.
Медсестра покатила каталку к дверям операционной.
От входа послышались какие-то невнятные крики.
Три солдата-таджика и сержант-узбек с топотом бежали по коридору. Они несли носилки. На них лежал Шукуров. Он стонал, глаза были закрыты. Развороченное правое бедро было схвачено жгутом чуть выше белизны проглядывающей кости.
– Куда его? – крикнул сержант. – Скорей! Умирает!
– Ставьте сюда! – Вера махнула рукой. – Быстро на каталку! Помоги!
Солдаты поставили носилки, Плетнев помог переложить.
– Рустам! – позвал он.
Рустам открыл глаза и заговорил, глотая слова:
– Саня, блин! Вы только уехали, там такое месилово!.. Роту десантников нам на помощь!..
Медсестра торопливо орудовала ножницами, разрезая мокрую от крови штанину. Вера взяла его за руку, обеспокоенно заглянула в лицо.
– И не предупредили их, что мы в афганской!.. Как увидели, так с перепугу и… ПХД вдребезги, шесть трупов… – Он забормотал что-то по-таджикски.
– Мне вон ногу… Козлы!.. Минут двадцать рубились!.. – И снова по-таджикски, заговариваясь.
– Быстрей! – крикнула Вера санитарам. Резко повернулась к Плетневу. – Все, прощай! Я утром в Москву улетаю!
– Прощай, – ответил он. – Прощай!..
Дверь операционной закрылась.
Солдат хлюпал носом и размазывал слезы по лицу грязной ладонью. Плетнев узнал в нем одного из тех, кого Шукуров недавно грозил расстрелять, а потом побить палками.
– Довоевались, – скрипуче сказал Ромашов. – Сопли утри, жив будет твой командир! – и скомандовал Плетневу: – Пошли!
Разбор аппаратуры
Но они увиделись еще однажды. Шестерых бойцов из группы нарядили сопровождать колонну санитарных грузовиков от госпиталя в аэропорт Кабула.
Плетнев и Аникин, держа оружие наготове, настороженно поглядывали по сторонам с брони первого БТРа. Город был по-прежнему помрачен страхом. Не как вчера, конечно. Уже можно было увидеть прохожих… но все-таки это был совсем не тот Кабул, к которому Плетнев привык.
За БТРом следовало пять грузовиков. В кузовах сидели легкораненые. Тяжелораненые ехали в четырех санитарных УАЗах-“буханках”.
Замыкали колонну еще два БТРа с вооруженными бойцами.
Дорога была разбитой. Машины едва ползли.
Так или иначе, через час выбрались наконец на летное поле.
АН-12 стоял с опущенной аппарелью.
Грузовики подъезжали по очереди. Санитары помогали раненым спуститься. В пустом кузове оставались только заскорузлые бинты и комки окровавленной ваты. К аппарели подваливал следующий…
Потом пошли “буханки”.
Вера сидела в третьей по счету.
Санитары вносили в самолет носилки с ранеными.
Когда дело дошло до третьей машины, Плетнев заглянул в уже раскрытые задние двери.
– Живы?
– Живее всех живых, бляха-муха! – сказал Голубков.
– Твоими молитвами… – слабо отозвался Епишев.
Большаков был в сознании. Но он и вовсе только неслышно пошевелил губами и едва заметно улыбнулся.
– Тогда выползайте, – сказал Плетнев, уступая место подоспевшим солдатам-санитарам.
Большаков снова закрыл глаза. Голова его безвольно каталась по изголовью.
– Аккуратно несем! – прикрикнула Вера.
Сама она помогла раненому в ногу солдату “мусульманского” выбраться из машины, подала костыли и, поддерживая его, пошла за солдатами, шагавшими по аппарели.
– Вот так, – повторяла Вера на каждый новый его шаг. – Вот так!..