Победитель остается один

Я яростно выпалил это сразу, как только увидел, что ты открыла рот, чтобы спросить. Знал, ты любопытна, но ни за что не хотел раскрывать свои позорные тайны и мысли, с которыми я занимался некоторыми вещами. Эти мысли были о тебе, и я стыдился этого. Ты кивнула и удрученно опустила голову. Мой мир пошатнулся и завис над пропастью, потому что я видел, что не смог успокоить тебя. А только больше расстроил. Нужно было исправлять все – и сию минуту, иначе я мог потерять тебя.

– И ты мне не отвратительна, Галатея, – горячо прошептал я, позволив себе малую часть того чувства, что ты вызывала во мне. – Посмотри на меня.

Ты нехотя подняла голову, и я увидел две мокрые дорожки на твоих щеках. Я заставил тебя плакать. За последний год я дважды доводил тебя до слез, иду на рекорд. Деймос обозвал бы меня болваном, но мне и самому хотелось ударить себя за то, что сделал тебя несчастной.

– Дороже тебя у меня нет никого, – честно прошептал я, обнажая самое сокровенное в сердце.

– Но это не то же самое… – хрипло прошептала ты, и во взгляде твоем была настоящая агония.

– Для всего остального ты еще слишком мала, – и, видя, что хочешь возразить, я обхватил твое лицо ладонями, стирая пальцами следы слез, и пообещал: – У нас есть еще время, некуда торопиться.

– Почему ты решаешь, готова я или нет? – ты хотела сказать сердито, но прозвучало обиженно и по-детски. Ты даже губы надула.

– Именно поэтому, – со смешком ответил я. – Куда нам спешить…

Действительно, куда? Через три года один из нас будет мертвее мертвого.

– Хорошо, благочестивый Пирр, – поддразнила меня ты, вырывая из полной ужаса мысли, что начала назойливо вертеться в голове. – Но я хочу аванс.

– Какой аванс? – подозрительно спросил я.

– Поцелуй, – пробормотала ты, и кожа твоя под моими ладонями потеплела, заалев.

– Хорошо, – со смехом согласился я, хотя хотелось застонать от бессилия. – Поцелуй.

Ты резво рванула ко мне, и мы стукнулись лбами с такой силой, что у меня искры из глаз посыпались, ладони соскользнули с твоего лица и обхватили плечи, отодвигая тебя подальше против моего желания. Когда в глазах прояснилось, я увидел тебя, потирающую лоб, красную и хихикающую.

– Видишь, что бывает, когда слишком торопишься, – подначил тебя я, аккуратно склоняясь к твоим горящим глазам. Сейчас во всем белом свете я видел лишь их.

– Да, – пискнула ты, перед тем как мои губы накрыли твои.

Ты слишком поспешно подалась мне навстречу, приоткрывая рот, и мы нелепо стукнулись зубами. Я обхватил твое лицо ладонями, чтобы немного сдержать твой пыл, и тихо засмеялся. Ты усмехнулась в ответ. Этот поцелуй был детским и совсем не похожим на мои фантазии, но на самом деле это было неважно. Все было неважно, мир вокруг померк. Осталась только ты.

6

1199 год от возведения Первого Колизея

Два года пролетели как один миг. Возможно, потому что все это время я горел. И имя пламени было Галатея. Ты превратилась в бестию, искушала меня снова, снова и снова. Но я был непреклонен.

Кроме твоей новой, пытающейся слегка неуклюже меня соблазнить стороны, все осталось как прежде. Я рассказывал истории, ты помогала найти недостающие детали, потому что часто мифы из старой книжки обрывались в самом неожиданном месте, а ты ни за что не хотела мириться с историей, у которой нет достойного конца.

Мы продолжали наши совместные тренировки и делали всё, чтобы никто не узнал о том, что ты давно готова участвовать в празднествах Столицы. Конечно, со временем я рассказал тебе о своей сделке с Верховным Жрецом, умолчав лишь, что обменял твое тело на свое. Тебе не стоило знать об этом. Тем более нам все еще вполне успешно удавалось выдавать тебя за ребенка. Ты так и не стала выше, и я полагал, что это твой природный рост. Теперь я возвышался над тобой на две головы и был почти в два раза шире в плечах. На самом деле я мог одной рукой поднять твое маленькое тело и легко держать за щиколотки вверх ногами, пока ты потешно ругалась и обещала мне страшную смерть. Но, к слову, чтобы провернуть этот трюк – что удавалось нечасто, – мне было необходимо поймать тебя. А с твоей ловкостью и проворством это было практически непосильной задачей. Поэтому я не беспокоился о твоих навыках бойца: ты знала свои сильные стороны и умела ими пользоваться. Беспокойство мое носило совсем другой характер. До Игры оставался всего год, и мысли о ней все чаще возникали в моей голове, придавая каждому дню привкус надвигающейся беды.

Вот и сегодня наша с тобой удачная вылазка на виноградники омрачалась мыслями о том, как прожить достаточно, чтобы защитить тебя во время Игры. Казалось бы, тебя совершенно не тяготили раздумья о том, что приближается. Ты никогда не говорила о самой Игре, не желала обсуждать стратегию и, стоило завести эту тему, начинала дразнить меня поцелуями или прикосновениями, которых стало в нашей жизни чересчур много. Именно поэтому бо́льшую часть времени я горел и не мог мыслить ясно.