Победителей не любят

Мы подошли к одной из палаток, где улыбчивый китаец начал что-то по-своему щебетать, жестами предлагая товар, от которого проступали мурашки. Никита ему ответил и протянул деньги, продавец взял две палочки, на каждой из которых было нанизано по пять небольших скорпионов, и подал их нам, еще больше расплываясь в улыбке и щуря глаза так, что их совсем стало не видно. Никита свободной рукой закопошился в кармане и достал оттуда смартфон:

– Извини, я обязан запечатлеть этот момент!

– Без проблем, только сначала хотя бы намекни, какие они на вкус. Совсем мерзкие?

– Нет, внутри что-то среднее между раками, креветками и курицей, а сверху хрустящая соленая корочка, как чипсы.

– Звучит вкусно, но выглядит… – я скривила лицо, с трудом представляя, как буду это есть.

– Ну что? Готова? – Никита направил на меня камеру и замер в ожидании.

– На счет три! Ух!

– Ра-а-а-аз, два-а-а-а, три!

Я стащила одного целого скорпиона с палочки и начала разжевывать, еле сдерживая желание в ужасе его выплюнуть. Наверно, мое лицо показывало одну за другой гримасы, сочетающие в себе отвращение, жалость и безысходность в постоянно меняющихся пропорциях. Причем все эмоции были достоверно искренними и шли из самой глубины души. В это время смартфон в руках Никиты издавал один за другим щелчки, фиксируя моменты моих добровольных мучений, которые, как оказалось, имели исключительно психологическую природу. На мгновение я решила отвлечься от мысли, что ем скорпиона, и представила, что жую какой-нибудь морепродукт. Именно в этот момент пришло понимание, что вкус вовсе не ужасен, а даже наоборот: мясо насекомого было очень нежным и таяло во рту, а хрустящая соленая корочка придавала пикантности. Как только с первым было покончено, я, недолго раздумывая, принялась за второго, а потом за третьего и в итоге даже стащила одного у Никиты, который был очень удивлен моей реакцией на экзотическое угощение.

Часы показывали без семнадцати минут двенадцать, когда мы свернули с Ванфуцзин на запад и вскоре оказались у подножия сердца Китая – на площади Тяньаньмэнь, к северу от которой располагался самый обширный дворцовый комплекс в мире и образец традиционной китайской дворцовой архитектуры – Запретный город. Именно отсюда Поднебесной правили 24 императора династий Мин и Цин на протяжении почти 500 лет.

Никита долго рассказывал мне, что вместе с городскими воротами, лежащими по линии юг-север, комплекс образует иероглиф «середина» (чжун), одну из основных категорий китайской философии и культуры, в центре которого находился трон правителя, а также, что весь Запретный город – это сложная система знаков и символов. Очевидно, Никита знал их все и понимал глубинный смысл этого масштабного строения. Дворцовый комплекс действительно оказался райским местом, в котором продумана каждая мелочь для максимально комфортной и насыщенной жизни Сына Неба (такой титул носили императоры Китая) и его приближенных. С особым удовольствием Никита рассказывал про многочисленных любовниц правителей Поднебесной, когда мы оказались в одном из переулков Юнган, где располагались покои императрицы и наложниц. Меня позабавил тот факт, что каждую ночь выбранная императором любовница или жена обязана была пройти из своего жилища в спальню правителя абсолютно голой. Этот обычай соблюдался для того, чтобы убедиться, что у нее нет оружия.

В Запретном городе было очень многолюдно, впрочем, как и везде в Пекине. Это немного давило и даже чуточку раздражало меня, как обитающего в небольшом городе русского человека, избалованного большим личным пространством.

Проходя через дворцы-музеи Высшей Гармонии, Срединной Гармонии, Сохранения Гармонии, становилось понятно, насколько ценились эти состояния китайской знатью, и не только. Что же касалось моей гармонии, то она постепенно начинала сменяться усталостью от бесконечных пурпурных стен, каменных барельефов и рябых загнутых крыш. Я тонко намекнула Никите, что дворцовой истории с меня достаточно, пора бы сменить обстановку на что-нибудь попроще.

– Ты читаешь мои мысли. Я как раз хотел показать тебе хутуны, – еще больше оживился и без того бодрый Никита.

– Что это?