- Товарищи, я считаю своим долгом познакомить вас с содержанием полученной мною сегодня радиограммы. Чтобы вам ясно было - что же именно представляет собой это послание и кто является его автором, я думаю, самое лучшее, это прослушать его и перевести на телевизорный экран, - заявила Елена.
Подойдя к установленному на столе аппарату, она вложила в него ленту. Все присутствующие пересели так, чтобы можно было следить за экраном.
Свет потушили. Аппарат начал работать.
На экране появился представительный мужчина, улыбнулся и зашагал прочь. Вслед за ним показалась на экране молодая красивая женщина и быстро заговорила на каком-то неизвестном языке. Никто не понял, что она сказала.
Затем в руках женщины появился какой-то документ; хотя он и не был в отдельности показан на экране, но женщина возмущенно потряхивала им, по-видимому, объясняя его содержание.
Затем снова показался тот же мужчина, но теперь уже на фоне высотных зданий какого-то очень большого города. Он беседовал с молодой девушкой. Затем у входа с металлической доской, на которой было выгравировано «Фредерикс америкэн индустри», снова был показан тот же мужчина, беседующий с прежней девушкой.
Мелькающие на экране картины все время сопровождал голос молоденькой женщины, что-то горячо объяснявшей.
Потом на экране снова появилась она, продолжая свою взволнованную речь; наконец, послав воздушный поцелуй, она закончила на чистом русском языке:
«Будь же здорова и счастлива, дорогая. Этого от души желает тебе твоя Эвелина!»
Демонстрация радиограммы была закончена. Кабинет вновь осветился.
- Я знаю, что вы не поняли ничего из того, что говорила Эвелина. Видите ли, эту радиограмму присылает мне друг моего детства. Мы разошлись с нею, когда она вышла замуж за нашего заграничного представителя - Эрвина Кана. Это было в прошлом году.
- Эрвина Кана я знаю, - вмешался Аспинедов. - Помню я и Эвелину. Она иногда приходила к тебе.
- Да, да. По окончании десятилетки дороги наши разошлись. Эвелина поступила в Институт иностранных языков, но, так и не окончив его, вышла замуж за Эрвина Кана, уже будучи членом партии. Памятью о нашей детской дружбе остался у нас выдуманный нами «птичий язык» - нехитрая ребячья затея. Мы наловчились так бегло и свободно говорить на нем, что при встречах впоследствии всегда прибегали к нему, - нам нравилось иметь свой, особый язык, которого никто из окружающих не понимал. Но если вы внимательно прислушаетесь, вы поймете, что это - тот же русский язык, с той лишь разницей, что перед каждой согласной буквой ставится буква «ч». Например, обычное слово «дом» будет звучать, как «чдочм». И вот на этом шуточном языке Эвелина Кан сообщает мне очень важную тайну относительно своего мужа. Я сейчас расшифрую вам ее сообщение.