Победный «Факел Гаргалота»

— Мир несправедлив, но старается быть справедливым. Семьям погибших выплатят страховки. И… вообще, будет оказана помощь. Там кроме расстрелянных на виду телекамер еще четверых охранников убили во время захвата, о них вообще молчат. Не говоря уже о телохранителях.

— Вот-вот, — сказал я. — Которые работали, а не развлекались. Кормили семьи, а не спали днем, чтобы танцевать и нюхать кокаин ночью!.. Да ладно, это я так, демократа в себе давлю. Я же понимаю, что и в сингулярность обслуживающий персонал не пустят, и даже бессмертие такие не получат.

Он посмотрел на меня с недоверием, в самом ли деле понимаю, я криво усмехнулся, как будто этот расходный материал у меня на глазах не падал под ударами моего меча, как будто не погибали тысячами во рву, преграждающем дорогу на Шмитберг.

Крамер засопел, сказал раздраженно:

— Только с этим освобождением какие-то непонятки… Заложники утверждают, что кто-то из команды пробрался к ним и заверил, что вот-вот прибудет спецназ и чтоб все легли на пол.

— Прекрасно, — одобрил я. — Спецназ — это круто!

Он посмотрел на меня с сомнением.

— Да?..

— А что? — ответил я. — С любых высот в любое место!..

— Вот только, — заметил он, — никакой спецназ не прибыл. Даже близко не было. А отряд полковника Валенштейна появился там, когда яхта уже горела…

— А террористы?

Он взглянул на меня с иронией.

— Ах да, ты же на диване лежал… От террористов только трупы. Обгорелые и не очень.

— Что, не тот бравый полковник?

Он хмыкнул.

— Утверждает, что действовали только его люди. Но все эксперты полагают, прикрывает кого-то еще.

— Что предполагают?

— Якобы еще одна группа. Может быть, того же Валенштейна. Но засекреченная по самое немогу. Или русский спецназ, он действует особенно жестко.

— Да? — спросил я удивленно. — А как же тогда… Хотя понятно, мужик просто подбодрил перепуганных дураков. Но все равно, думаю, никто из этой говнистой золотой молодежи даже после такого пережитого не пойдет работать слесарем. Или разносчиком пиццы? А вы как думаете?.. Может ли наступить перерождение говнюков в полезных членов общества, или же превратить свинец в золото проще?

Он досадливо отмахнулся.

— Я бизнесмен, люблю ясность.

— Какая там может быть ясность? — сказал я бодро. — Когда такая неразбериха, а народа столько, скальпы снимать заморишься!.. А вообще какая ясность нужна бизнесмену, привыкшему ловить рыбку в мутной воде?

Он поморщился.

— Для других мутная, а для меня должна быть ясной. Так кто же их перебил?

— Не спецназ? — спросил я наивно. — Тогда кто-то из команды?..

Он проговорил рассерженно:

— Там было восемнадцать человек из команды телохранителей!.. Их тоже захватили и, связав, заперли в отдельной комнатке…

— А, — сказал я обрадованно, — так это они? Ну да, их же специально обучают!..

— Ни хрена, — отрезал он, — сидели, как мыши. Тоже ждали, когда их выкупят.

Я сказал деловито:

— Нужно потрясти. Вдруг причастны? На такую яхту попасть не так просто. Кто-то помог изнутри.

Он отмахнулся.

— Уже допрашивают. И выбьют все, что удастся.

Но кто?

Я спросил:

— Кто-то из заложников?

— Шутишь, — сказал он недобро, — там такие орлы, что рюмку и то едва держат. Половина наркоманит, четверть спилась, остальные еще спиваются…

— Блин, — сказал я невольно, — зачем дочь отпускать в такое?

Он бросил в мою сторону косой взгляд.

— А как запретишь? Назло снаоборотничает. Чтобы самостоятельность доказать. Но она очень не дура, уже знаешь. Одного раза хватит… Со зла можно один раз сделать, но не два…

— Со зла? — перепросил я.

Он поморщился.

— Будто не знаешь… Нет-нет, я как раз не знаю, но что-то между вами произошло, вот и взбеленилась…

Я наморщил лоб.

— Между нами?

Он тяжело вздохнул.

— Вот-вот, мы даже не замечаем, когда и как обижаем наших женщин, а их не просто задевает, частенько ранит до глубины чего-то там… Кстати, хочу поблагодарить за хард, что ты поднял где-то в канаве.

— Пустяки, — ответил я скромно.

Он взглянул остро.

— Хард на тысячу терабайт, забит очень интересными записями, делались несколько лет. Ему цены нет…

— Вы оцените, — сказал я. — Вы же все оцениваете? Кстати, есть предположение.

— Давай!

— Дикое, — предупредил я.

Он раздраженно отмахнулся.

— Хуже дикости уже не будет. Террористы перебиты, заложники освобождены, а все только губами шлепают!

— Наркоманы, — сказал я с сочувствием. — Террористы — наркоманы. Чего от них ждать? Может быть, под кайфом и перебили? Могли заодно и друг друга.

Он поморщился.

— Несерьезно.

— Тогда версия посерьезнее, — сказал я. — У террористов зашел спор из-за размера выкупа. Кому сколько. А когда спорят и без того взвинченные люди с оружием, недалеко и до стрельбы.

Он поинтересовался с тяжелым сарказмом:

— А последний сам о стену убился?

— Ну зачем же, — сказал я с укором. — Застрелился красиво и торжественно. Героям жизнь не дорога. А он понял, что в одиночку со спецназом не справиться.

— Тогда почему не взорвал яхту?