Победный «Факел Гаргалота»

— Ты его тоже любишь?.. Здорово. Я думала, ты только себя.

Саксербер в самом деле нечто непривычное, хотя, как мне казалось, все блюда окончательно сформировались еще где-то во времена Римской империи, а потом только переизобретались и назывались по-разному.

Однако саксербер, продукт высоких технологий и точнейших дозировок почти не встречающихся в природе продуктов, оказался в самом деле… съедобным.

Всю прелесть вкуса, конечно, я оценить не смог, я мужчина, а не эстетствующий гурман-импотент, которому больше не в чем подчеркнуть свою значимость, как не в перечислении вкусностей, которые ел, вин, которые пил, и дальних мест, где бывал туристом, не при дамах будь сказано.

Но пирог съели быстро и с аппетитом, Леонтия намешала нечто в стаканах, якобы полезное и энергетическое, на вкус вроде простого деревенского кваса, ну да ладно, молчу, а то заклюют умники, которым больше не в чем выказать себя дартаньянами.

Аня сообщила, что ей надо скачать важный апгрейд, и церемонно удалилась, оставив нас за столом вдвоем.

Леонтия, по-детски пригнув голову к столу, проводила ее долгим взглядом.

— Она что, в самом деле скачивает апгрейды в особой комнате?

Я отмахнулся.

— Шутишь?.. Она глава клана, играет в Archeage-3, я ей дал свой аккаунт, а сам все никак не соберусь, никогда бы не подумал…

— Какой сервер? — спросила она жадно.

Я погрозил ей пальцем.

— Нет уж, нет уж…

— Ну скажи!

— Ни за что, — сказал я твердо.

— Ну что за тайны?

— Знаешь, — пояснил я, — малолетки прут толпами драться и общаться, драться и общаться, а вот люди опытные и взрослые…

— Это ты опытный и взрослый?

— Я играю с семи лет, — сообщил я с достоинством. — Уже набегался и надрался, теперь просто получаю удовольствие в том мире. Не хочу еще и там встречать знакомых, которых знаю как соседей или коллег. К тому же личное часто переносится в игру, кто-то будет высматривать, как меня подстеречь и подстрелить…

— Ладно, — сказала она милостиво, — не говори, трус. Но я не стала бы тебя убивать даже там. Ты меня спас, как я могу тебя прибить даже в игре? Хотя иногда и хочется.

Я чувствовал, что обязательно заведет об этом разговор, тут же парировал:

— Не пытайся меня поймать, я вьюн скользкий. Вас спас спецназ… или кто-то там, мне даже неинтересно насчет того, спасли или нет ваших звезд шоу-бизнеса и порноиндустрии. Мне что футбол, что секс на сцене — все равно не совсем мое призвание.

Она быстро зыркнула хитрыми детско-взрослыми глазами.

— Но ты же балдел от футбола!

— Уже нет, — сообщил я. — Что-то и как-то быстро переболел. Сам удивляюсь.

— Ух ты, — сказала она пораженно. — А чем сейчас болеешь? Мужчины не могут быть равнодушными. Отец говорит, равнодушный мужчина — не мужчина.

— За судьбы мира болею, — буркнул я. — Мира и прогресса. Чё смеешься? А я как раз всерьез. Как пенсионер какой дореволюционный. Политикой интересуюсь и этой, как ее… ага, экономикой!

Она притихла, спросила шепотом:

— И… что-то уже делаешь?

— Как пенсионер?

— Но ты же не пенсионер!

— Не поверишь, — ответил я, — но в самом деле что-то делаю. Как не пенсионер.

Она взвизгнула восторженно:

— Ой, что будет, что будет!.. Ты же такой, всего добиваешься. Вон как меня ловко добился, я и ахнуть не успела. И охнуть… И пикнуть, как ты меня всю дефлорировал, хотя я жутко стеснялась…

— Ну-ну, прессе расскажи, они такое любят.

Она сказала по-детски твердо и непререкаемо, как уверенный в себе подросток, что все на свете уже знают, все испробовали и во всем разочаровались, не найдя смысла бытия:

— Но ты явился меня спасать! Это судьба! Знак свыше, как говорили в твое старое дикое время.

— Судьба, — буркнул я, — это тоже дикое старое время. Сейчас все знают о квантовой неопределенности.

Она спросила с детским любопытством:

— А чё это?

— Дуреха, — сказал я авторитетно, — был век каменный, потом железный, атомный, а сейчас век квантовой неопределенности… Человек и сам не знает, что сделает в следующую минуту, а ты хочешь от меня каких-то обязательств?.. Да ты хоть про кота Шредингера слышала?..

— Нет, — ответила она честно и посмотрела на меня чистыми детскими глазами, — а что это?

— Не знаю, — сообщил я, — но что-то такое не такое, потому почти символ нашего времени, как раньше был кот ученый на дубе том. Был тот кот, а теперь этот. Такое, значит, на свете ничего определенного, ничего прочного, ничего понятного!

— Да насрать мне на какого-то чужого кота, — заявила она, — я собак люблю и твоего ящеренка. Мы с Яшкой тебя любим верно и преданно!

— Ага, а умчалась на яхте с наркоманами.

Она сказала виновато:

— Там были и вовсе непьющие, тот же король футбола Капульдо, потом Педриллио, взявший первое место на «Евровидении», и еще с десяток таких звезд… А я сидела в своей каюте и зубрила.

— Ого, — сказал я. — Такое даже мне не по зубам. А на хрена?

— Тебя хотела удивить, — ответила она честно, судя по ее уже женским брехливым глазам, — заодно поступить, когда школу закончу, в Калифорнийский на биологический, там лучший в мире факультет генетики… Я хочу, чтобы ты мною гордился!