— Да, но сейчас я здесь одна. После смерти королевы все ее фрейлины разъехались по домам. Только Шуя и Тимерлия, мои подруги, еще иногда навещают… Я теперь без обязанностей, потому лишь иногда выполняю некоторые повеления Его Величества или просьбы его секретаря Курта.
Я поинтересовался:
— И на этот раз?
Она наклонила голову.
— Да, сообщил, вам до вечера нечем заняться, а отлучаться не станете, потому я могла бы помочь вам скоротать время.
— Спасибо, — сказал я.
Она что-то уловила в моем тоне еще, тут же добавила быстро:
— Но мне самой, как и любому человеку во дворце, вы крайне… интересны, глерд!.. Ваша загадочность, таинственность, король вас ценит, хотя вы появились недавно…
— Женское любопытство, — сказал я, — да, это в тему.
— Что изволите, — спросила она, — вино, жаркое или сразу сладкое?
— Сладкое, — ответил я и посмотрел на нее прямо. — Сразу.
Ее щек коснулся нежный румянец, я не отрывал взгляда, и румянец растекся жаркой волной, воспламенил кожу вверх вплоть до скул, а вниз сполз до шеи.
— Глерд, — произнесла она с неловкостью, — вы уверены, что прибыли из северных стран?
— Не уверен, — ответил я честно. — Путь наш часто бывает тернист, извилист и нелегок, хотя частенько сами усложняем без надобности. А вы как думаете?
Я нарочито не сводил с нее взгляда, наслаждаясь редким зрелищем, когда женщина краснеет вот так отчаянно, хотя вроде бы не девочка уже, но в этом мире мужчины да и женщины тоже говорят только о высоком, монументальном и чистом, а то, что умеют делать точно так же куры и кролики, должно происходить ночью в полной темноте и только под мужское сопение.
— Глерд, — произнесла она, не зная, куда от стыда прятать глаза, — вы очень откровенны… вы отвратительно откровенны… Разве так можно?
— Щас проверим, — пообещал я и, поднявшись, рывком выдернул ее из кресла.
Я дитя иной эпохи, бесстыдно откровенной, хотя на самом деле никакого бесстыдства не вижу в том, что можно вот так удобно дожидаться нужного мне вечера, возлежа в роскошной постели и чавкая брызгающими сладким соком фруктами.
На столике возле ложа за это время каким-то чудом, а то и в самом деле с помощью магии, появился снежно-белый торт, нет разделения на основу и толстый слой крема, красиво, наверху тесно прижались одна к другой отборные ягоды черники, ежевики и малины, свежие и сочные.
Грегория, перехватив мой взгляд, прикрылась одеялом, прямо из постели, изящно изогнувшись и показывая красивую линию спины, разрезала его на части.
Я наблюдал с удовольствием, наконец она вытащила самый большой кусок и подала мне прямо в руки, минуя тарелочку.
С обеих сторон в боках изящного клина видны разрезанные ягоды, те же черника, ежевика и малина, нож ни одну не смял, остро разрезал. Я сразу подумал, что если бы такой же остроты здесь оказались бы мечи, то… заморились бы точить, один удар о металл доспеха сразу превратит такой меч в простую полосу железа.
Несмотря на торт, Грегория дважды вставала из постели, всякий раз одеваясь с головы до ног, только для того, чтобы перенести еще лакомства с дальнего стола, а потом просила отвернуться, а когда я лениво начинал смотреть в сторону, поспешно сбрасывала одежду и шмыгала под одеяло, натягивая его до подбородка.
Она послушно отвечала насчет советников короля, охраны, военачальников, взаимоотношений, дворцовых интриг и склок, в этой области она, как настоящая женщина, знает все, а насчет экономики я, понятно, не заикался, такого слова не знают здесь даже мужчины.
Вообще-то это редчайший случай в моей жизни с того момента, как Рундельштотт сумел, когда я вот так просто лежу и ничего не делаю, раньше заполнил бы какой-то беготней по неотложным и самым неотложным.
— Вы так внимательно слушаете, глерд, — произнесла она тихим голоском.
— Я вообще внимательный человек, — сообщил я. — Во всех смыслах.
Она сразу покраснела, сказала почти шепотом:
— Но при дворе вас не видно… Или теперь будете чаще?
— Вряд ли, — ответил я честно. — Однако эти интриги сказываются и на жизни королевства, потому интересуюсь.
— Значит, все-таки…
— Уже действую, — напомнил я. — Хотел просто полежать и дождаться ночи, но не получилось.
Она тихонько улыбнулась.
— Да, вы и здесь работаете. Надеюсь, что-то полезное узнали?
— Много, — ответил я. — Куда больше, чем вы от меня. Курт будет недоволен, но такая уж я бессовестная натура, даже скрывать нечего. Прост, как указательный палец.
— Всем бы такую простоту…
Я подумал, вздохнул.
— Роюсь в памяти насчет того, в чем бы проболтаться, чтобы вы обрадовали Курта, но ничего в голову не лезет. Разве что новость насчет конклава Великих магов…
Она спросила быстро и тревожно:
— Что у них?
— Ничего, — сообщил я.
— Ничего?
— Именно, — подтвердил я. — Ни конклава, ни всех его магов, ни даже их высокой башни, которую их ошибка в применении магии разнесла вдрызг. Самые крупные обломки разлетались не крупнее обрезанных ногтей.
Ее глаза стали огромными, а голос дрогнул:
— Но это… невозможно!