— Уже обожглись?.. Нет, обожгла?.. Другие терпят.
— Я не другие, — напомнил я.
Он покачал головой.
— Вы не дурак, что странно и даже удивительно, все-таки стреляете лучше любого из моих бодигардов. Наверное, потому так осторожничаете.
— Не осторожность, — сказал я. — Это предельно ясные намерения. Точнее, полное их отсутствие.
— Причина?
Я так же прямо взглянул ему в глаза.
— Как самец, я должен доминировать в своем стаде.
— Верно, — ответил он с одобрением. — Нормальное желание человека, который чувствует в себе силу. А что может помешать?
— Бросьте, — сказал я, — понятно же, что не потерпите другого доминанта в бизнесе, родне или коллег ближе чем за сто миль. Да и того постараетесь подмять. Сейчас весь мир — одна большая комната.
Он осушил чашку быстрее, чем я, хотя вообще-то обычно обгоняю в этом замечательном деле всех, кто пьет кофе со мной, поднял голову, наши взгляды встретились.
— Моя девочка от вас не отстанет, — сообщил он. — И, честно говоря, я не стану ей мешать.
— Отстанет, — заверил я.
— Что-то предпримете?
Я покачал головой:
— Нет, конечно. А зачем?
— Тогда как?
— В ее возрасте, — сказал я так мудро, словно мне уже лет сто, — каждый день новые танцульки и бойфренды. Я в любом случае надоем быстро, уступлю ее натиску или нет.
— Не знаю, — ответил он с сомнением. — Она пошла в меня, а я так легко не сдавался.
— Времена были другие, — напомнил я.
— Это точно… Ладно, как насчет работы в моей компании?
— Спасибо, — ответил я вежливо, — нет. Понимаю, это было дежурное предложение.
Он ухмыльнулся.
— Вовсе нет. Может, стоит выслушать до конца? Вдруг устроит должность или жалованье? Я еще не сказал, что предлагаю. Сейчас мир на грани взрыва. Потому люди, готовые действовать быстро и без соплежуйства, на вес золота…
— Великий вождь, — ответил я уклончиво, — и отец народов Иосиф Виссарионович открыл великий закон социальных перемен. Дескать, перед наступлением коммунистической сингулярности остро обострится злобное сопротивление старого мира.
Он скривился.
— Это где он такое сказал?
— Малограмотных отправляем в гугель, — ответил я с достоинством, — но вас, Данил Алексеевич, отправлять нельзя, вы сами гугели пишете. Вам просто деликатно напоминаю, мир потеррористнел, везде взрывы, теракты, стрельба и прочее веселье с покушениями… да не на женскую честь, как было раньше и что считалось преступлением… Можете погугелить, если соизволите. Старый мир старается изо всех сил удержать нас от победы коммунизма во всем мире, но все, что им удастся, — это чуточку отсрочить наступление светлой эры сингулярности!
Он смотрел исподлобья.
— И что? Каждый день отсрочки сингулярности убивает старостью полтора миллиона человек в мире, это приемлемая цена. Но добро бы где-нить в России, ее не жалко, но даже в Швейцарии, где я скупил половину земель под молочные фермы и производство сыра!..
— Швейцария вообще не страна, — напомнил я, — там даже своего языка нет. Потому великий Ленин проехал сразу мимо и дальше.
Он перебил:
— Так что вас устроит? Жалованье? Должность?
— Ничто не устроит, — ответил я. — Даже королевская корона.
Он смотрел внимательно и, похоже, как-то ощутил, что у меня была возможность стать чем-то типа короля, но я вот, то ли дурак, то ли увидевший в небе журавля покрупнее, отказался.
— Интересный человек, — проговорил он в некотором сомнении, — но я девочку отговаривать не стану.
— Правильное решение, — одобрил я.
Он взглянул искоса.
— Думаете?
— Правильное, — подтвердил я. — Меня не нагнуть, а вот другой сразу оказался бы вашим зятем. А потом разводы, дележ имущества, она на стороне своего субдоминанта, вы в скандалах теряете дочь…
— Идите к черту, — сказал он рассерженно. — Но за кофе спасибо!
Он резко поднялся из-за стола, то ли всерьез на что-то обиделся, то ли какая-то хитрая проверка, я тоже встал из вежливости, так молча вышли из дома.
Архейдж у крыльца торопливо распахнул дверцу заднего сиденья. Крамер грузно, но довольно ловко ввалился вовнутрь, автомобиль тут же сорвался с места и понесся к воротам.
Молодец Аня, успела открыть вовремя, архейдж не стал даже притормаживать, а когда пулей вылетел наружу, она появилась неслышно за спиной и спросила шепотом:
— Что он хотел?
— Сам ломаю голову, — ответил я. — Сам ломаю…
— Человечья душа потемки, — сообщила она мне потрясающую новость, — но ничего, мы ее почистим. Полностью!..
— Чего-чего?
— А оболочку выбросим, — уточнила она. — Как аппендикс, за ненадобностью. Хотя что выбрасывать, если Бога нет, то и души нет?
Я пожал плечами, совсем покажу себя дураком, если начну говорить с женщиной о высоком, пусть даже эта женщина Аня.
Заснувший на моем загривке Яшка заскрипел недовольно, она взяла его на руки, и мы все трое вернулись в дом.
Астрингер в состоянии глубокого сна, молодец, все правильно, так любые раны заживают быстрее, даже нравственные, но я на всякий случай еще раз повторил умно-важно:
— Не давай ему просыпаться, пока не скажу, поняла?.. Мне нужен здоровый и бодрый напарник, а то что я его родителям скажу?
Она сказала с готовностью: