Победы, которых могло не быть

Американский телевизионный репортер взобрался с помощью своею ассистента на стену и принялся, захлебываясь, вещать далеким зрителям про «запах свободы» Ассистент снимал его на фоне толпы, отламывающей от стены куски бетона.

Гейдельбергскую студентку Ути Хофф, впервые за двадцать два года своей жизни приехавшую в Берлин, ликующая толпа чуть не размазала по стене, однако потом чьи-то руки вытащили ее наверх. Неожиданным спасителем оказался Йохен Кулиговский, сверлильщик с одного из восточноберлинских заводов. Через девять месяцев Ути и Йохен назвали своего сына Чарли — в честь всемирно известного контрольно-пропускного пункта «Чекпойнт Чарли».

В 22.30, в ответ на просьбу сделать заявление для «Радио Свобода», правящий бургомистр Берлина Вальтер Момпер сказал: «Я еще не успел осмыслить происходящего». В этот момент ему передали записку от шефа западноберлинской полиции: «Огромные толпы прорываются сквозь стену, ситуация на пограничных пунктах стала совершенно неуправляемой».

Момпер прочитал записку и сказал: «Freunde, mein Platz ist jetzt woanders» («Друзья, мне нужно быть в другом месте»). Покинув студию, он направился прямо к Стене. Машина бургомистра с большим трудом пробиралась вдоль запруженной тысячами людей, гудящей сотнями автомобильных клаксонов Курфюрстендамм и, наконец подъехала к КПП «Инвалиденштрассе». Людской поток не вмещался в ворота, перехлестывал через стену.

В Главном полицейском управлении Берлина комиссионер Райнер Борштайн, отвечавший за сектор Бранденбургских ворот, едва ворочал языком. «Я давно сорвал себе голос,— хриплым шепотом объяснил он репортеру.— Мы, полиция, не можем сделать ровно ничего».

Под завязку набитый людьми поезд городской электрички въехал на мост, пересек Шпрее и проследовал дальше, не останавливаясь на Чекпойнт Фридрихштрассе — событие, абсолютно немыслимое еще несколькими часами раньше.

Гарри Гилмор, администратор американского сектора Берлина, позвонил своему коллеге из английского сектора:

— Как там у вас, Майкл?

— В нашем секторе полный бедлам,— ответил Майкл Бартон.

На Глиникер Брюкке — на мосту, где великие державы по сложившейся за последние тридцать лет традиции менялись шпионами,— восточногерманский пограничник нетерпеливо покрикивал на проезжающих мимо восточноберлинцев: «Aufschliessen. Aufschliessen!» («Открыто, открыто!»). Водитель «траби», еле различимый сквозь голубое облако удушливых выхлопных газов, окутывавшее эту чудо-машину, плача повторял: «Ikke greife mir am Kopf, ikk kanns nit begreifen. Heut nacht fahr ikk am Kudamm» («Я хватаюсь за голову, я не могу поверить. Сегодня ночью я проеду по Курфюрстендамм»).

Пожилая женщина подошла к западноберлинской Gedachtniskirche[362], опустилась на колени и потрясенно зашептала: «Хвала тебе, о Господи. Я столько мечтала об этом дне и не надеялась до него дожить».

Официантки из кафе «Москва», расположенного на аллее Карла Маркса, заказали в западноберлинском Kaffee Kranzler кофе и пирожные. Когда они захотели расплатиться восточногерманскими алюминиевыми монетами, управляющий замахал руками.

— Все за счет заведения. Ешьте Kuchen, сколько хотите.

Двое парней развернули рядом с Чекпойнт Чарли транспарант: «Herzlich Willkommen! Ab Heute Eintritt frei» («Добро пожаловать! С сегодняшнего дня вход бесплатный» ).

На какой-то момент движение застопорилось — группа Wessies кричала: «Wir wollen rein!» («Мы хотим войти!»), пытаясь прорваться на восток.

В городе царила полная анархия. Растерянный офицер полиции звонил бургомистру Момперу: «Beim Brandenburger Tor fangen die Verruckten an mit dem Hammer auf der Mauer herumzuldoppen» («У Бранденбургских ворот какие-то тронутые взялись за Стену с молотками» ).

И действительно, первые Mauerspechte («стенные дятлы») начали уже разрушать стену кирками, молотками и зубилами. Двадцатисемилетняя Утта Хепнер вооружилась увесистым молотком. После часа упорной работы она торжествующе вскинула над головой большой обломок покрытого разноцветными граффити бетона, тем временем дружок Утты, Фридль, отплясывал на стене ирландскую джигу — великолепный пример победы синих джинсов над грязно-зеленой военной формой.

По чьему-то почину на стену начали ставить зажженные свечи, вскоре крошечные язычки пламени слились в длинную светящуюся змею, заявляя всему миру: «Berlin ist frei!» — Берлин свободен.

Для тех немногих, кто собрался перед зданием ЦК СЕПГ, чтобы продемонстрировать свою неуклонную преданность прежним идеалам, часы показывали пять минут за полночь, их время безвозвратно ушло.