Победы, которых могло не быть

События этой выдающейся по своему значению ночи навсегда останутся в памяти тех, кто провел ее без сна на улицах Берлина. В 1789 году граждане Парижа снесли с лица земли Бастилию, символизировавшую для них тиранию и угнетение, через двести лет берлинские бюргеры по той же самой причине обратили свою ярость против ненавистной Стены.

Стену воздвигли руководители тиранического режима. Запад немало помог им, когда предпочел видеть в Берлине не немецкий город, а свой форпост в борьбе сверхдержав. Год за годом бессчетные президенты появлялись здесь, чтобы сделать очередное заявление и погрозить стене кулаком, а в итоге — лишний раз показать свое бессилие перед реалиями ядерного века. И хотя русские и американские танки стояли в двух десятках метров друг от друга, апокалипсического Берлинского кризиса так и не произошло, обе стороны явно предпочитали холодную войну горячей. Теперь же, когда стена рухнула, народы Европы могли вздохнуть с облегчением и приступить к построению нового, не столь взрывоопасного мирового порядка.

Die Mauer являлась не просто стеной, а монументальным символом тирании. Падение всех подобных монументов неизменно сопровождается шумом и треском. На этот раз грохнуло с такой силой, что было слышно в самых дальних уголках Земного шара (если, конечно же, можно говорить об уголках — шара).

История непременно отметит, что последняя битва сорокалетней холодной войны обошлась без кровопролития.

Падение Стены закрыло последнюю страницу эпохи коммунизма.

* * *

Ну, а если бы...

Ну, а если бы — восточногерманские пограничники так и ждали бы, пока начальство пришлет им приказ об изменении пропускного режима?

По мнению непосредственных участников событий, крайне сомнительно, чтобы die Volkspolize смогла остановить рвавшуюся на штурм стены толпу. Любая подобная попытка могла привести к массовому побоищу. Именно этого панически боялись как руководители восточногерманских коммунистов, так и их московские боссы.

А теперь о фактах

10 ноября, на заседании Народной палаты, депутат от СЕПГ Хорст Шидерманн обрисовал ситуацию весьма кратко и экспрессивно: «Es war als rutschten 40 Jahre Sozialismus ploztlich unter unseren Fussen weg» («Это было, словно сорок лет социализма неожиданно выскользнули из-под наших ног»).

21 декабря было опубликовано короткое официальное коммюнике: «Завтра в 15.00 состоится открытие Бранденбургских ворот. На церемонии, имеющей огромное значение для объединения народов обеих Германий, будут присутствовать бундесканцлер Гельмут Коль, президент ГДР Модров и бургомистр Вальтер Момпер».

9 марта 1990 года в Восточной Германии состоялись первые свободные выборы.

12 сентября четыре союзные державы официально отказались от своих оккупационных прав в Берлине.

И наконец, 3 октября 1990 года с берлинской ратуши зазвенел Колокол свободы, а над почти столетним берлинским Рейхстагом взвился флаг Объединенной Германской Республики. В этот же день флаг восточногерманских коммунистов отправился на хранение в Музей германской истории: Die Deutsche Demokratische Republik канула в прошлое, вместе со всей сталинистской империей, составной частью которой она являлась.

Германия стала единой.

Обновленная Германия начиналась в школах, на заводах и на городских улицах, и, что самое главное, она начиналась в людских головах. Людям нужно было привыкнуть к внезапно изменившейся ситуации. Немцы, пятьдесят семь лет стонавшие под гнетом одного из самых тиранических режимов, разительно отличались от своих соотечественников, построивших за это время могущественную промышленную державу. Перед страной стояли две труднейшие задачи: die Wiedervereinigung[363] и реконструкция. Новая Германия не могла себе позволить ни беззаботной эйфории, связанной с ее новой ролью в Европе, ни унылого пессимизма по поводу огромных затрат, предстоящих в ближайшем будущем, ей был нужен трезвый взгляд на реальность. Реконструкция Германии стала исторической необходимостью. Нация была уверена, что ей достанет и воли, и сил справиться со всеми грядущими трудностями.

С падением Стены угроза вторжения в Западную Европу — а значит, и Третьей Мировой войны — практически исчезла, хотя нет никаких сомнений, что новое столетие чревато новыми опасностями. Военное противостояние сменилось борьбой за экономическое главенство.

Клаузевиц определил войну как продолжение политики другими средствами, в современной экономической борьбе мы видим своеобразное продолжение войны другими средствами. Нам предстоят скорее торговые войны, чем настоящие. Всемирный рынок окутан сложнейшей паутиной самых разнообразных связей, каждая страна зависит от своих соседей, как от поставщиков готовой продукции или сырья. Поэтому стоит только какой-либо стране, контролирующей важные сырьевые источники, сделать неверный шаг, незамедлительно следует реакция всего мирового сообщества. Как это было с Ираком.