Победы, которых не было

Предполагаемый вариант, кстати, полностью снимает все загадочные вопросы относительно дат, которые отечественная историография вообще никак не объясняет. Например, почему такой большой промежуток времени прошел между окружением Сталинградской группировки немцев и продолжением наступательных операций Красной Армии в том районе? И почему войска для них пришлось спешно перекидывать с северо-запада (по пословице — в лес идти — собак кормить), если основное наступление на южном направлении готовилось заранее?

Заметим также, что планированием и непосредственным руководством подмосковного наступления занимался лично «маршал победы» Жуков, уделяя ему много больше внимания, чем удару у Сталинграда, куда он лишь иногда наведывался в качестве координатора Ставки. Как бы мы не относились сегодня к этому человеку и его стратегическим дарованиям, не вызывает сомнений тот факт, что Сталин поручал ему операции, которые считал наиболее важными.

Еще аргумент — данные книги «Гриф секретности снят. Потери вооруженных сил СССР». Вообще-то, цифры по октябрю — декабрю в ней традиционно занижены, но нас пока интересуют не реальные величины, а соотношение безвозвратных потерь за 4-й квартал 1942 года — к убыли в тот же период в операциях южного фланга (стр. 143 к стр. 180, 182)[431]. Ведь если на юге велись наиболее активные действия, то и главные потери должны быть там. Однако они не составляют даже половины от общей цифры. Где же еще в те месяцы мог работать такой огромный кровавый молох, если не под Москвой? Кроме юга и центра, серьезных боев больше нигде не было. Другое дело, что лишний раз вспоминать о неудачах отечественные авторы не любят. Немецкие же историки, кстати, до сих пор вопрос о месте главного удара в кампании 1942–1943 годов считают открытым. Недавно опубликован перевод книги Гроссмана «Ржев — краеугольный камень Восточного фронта» (Ржев, «Ржевская правда», 1997). В ней описывается, какой колоссальной силы удар отразил Вермахт в Подмосковье в ноябре — декабре 42-го.

Сомневаются в правдивости канонической советской версии Сталинградской победы и многие представители англосаксонской историографии. В последние годы особенно плодотворно работает над этим вопросом американец Дэвид М. Глентц[432].

Что было и что могло быть

Теперь, учитывая все вышеизложенное, попробуем реконструировать наиболее вероятный ход событий «Сталинградской» зимы и восстановить причинно-следственные Связи, которые его обусловили. Попутно также порассуждаем о возможностях и перспективах, открывшихся бы перед Красной Армией в том случае, если бы ее командование выбрало иные варианты решения стоявших перед ним задач.

Итак, в середине осени 1942 года советские военачальники размышляли над вопросом, где им целесообразнее нанести главный удар. Северный участок от Мурманска до Ладожского озера отпадал сразу же, поскольку являлся второстепенным. Северо-запад и центр (от Ленинграда до Воронежа) в этом смысле выглядели более привлекательно. Но линия фронта там без особых изменений стояла уже долго, и неприятель успел хорошо укрепиться. А вот на юге фронт только недавно остановился, приобретя вид огромной дуги. Ее вершина пересекала Кавказ и почти упиралась в Каспийское море. Но самое главное, ее верхнее основание — 400-километровый отрезок по течению Дона от Воронежа до Сталинграда, обороняли лишь венгры, итальянцы и румыны, которые Красной Армии были «по зубам» даже без численного преимущества. От перспективы удара оттуда к Азовскому морю просто дух захватывает! В окружение попадала вся южная группировка армий врага — более трети его войск Восточного фронта! Такая грандиозная победа намного приблизила бы окончание войны и спасла миллионы жизней. Почему же тогда советское главнокомандование планировало основное наступление под Москвой? Ведь не могло же оно не видеть столь явных преимуществ южного направления?

Думается, здесь главное слово осталось за Сталиным. После бесконечной череды предыдущих поражений он все еще боялся внезапного броска неприятеля к столице: 150 километров для танков — не расстояние. кроме того «Верховный», вероятно, уже настолько разочаровался в своей армии, что просто не верил в ее способность успешно осуществить глубокий прорыв (от Среднего Дона до Таганрогского залива — свыше 300 километров). Да и потом, в случае удачи, требовалось еще удержать в «клещах» и затем уничтожить громадную группировку противника. Успешное выполнение подобной задачи, видимо, тоже представлялось сомнительным. Поэтому на юге решили ограничиться локальным контрнаступлением на сравнительно небольшом участке под Сталинградом. Советская разведка неправильно определила там численность врага. Даже в январе 43-го она докладывала, что в том районе — то есть в «котле»! — находится в три раза меньше войск неприятеля, чем это было в реальности[433]. Столь счастливая ошибка и послужила отправной точкой в выборе места будущего отвлекающего удара.