Побег

Будучи самым маленьким, Четвертый остров, по моим весьма ограниченным представлениям, из всех Восточных островов наиболее интересный. Цветочный остров! Изучая его, я узнала о безмятежных лугах, где в изобилии растут цветы всевозможных оттенков, а люди знамениты тем же уравновешенным нравом, что и окружающая их природа. Я читала, что на возвышенностях встречается растение, известное как прощай-день. На закате ветер насвистывает в его бурых иголках печальные напевы. Говорят, цветочные леса цветут круглый год, черные лепестки золацвета резко контрастируют с ярко-оранжевым солнцецветом, а изящно дополняют их бледно-розовые, лиловые и белые сладкоцветы. Старые лепестки опадают, уступая дорогу молодым, и земля превращается в живой ковер с вкраплением сладчайших ароматов. А больше остальных меня интригуют поля чернобубенчика, цветка, который меняет цвет от бледно-зеленого до темно-синего в зависимости от освещения. Волнующийся в ветряный день луг чернобубенчиков напоминает поверхность океана, так что с первого взгляда его можно спутать с настоящей водой.

Отец сходил тут на берег лишь однажды, чтобы больше никогда уже не вернуться. Никаких огромных богатств на острове не накопаешь – только волны холмов да захватывающая красота. Отец едва ли додумается до того, что можно искать укрытие в здешних примитивных поселениях, где и поживиться-то нечем, так что я могу лишь надеяться на его предвзятость, которая перевесит всякое подозрение, будто меня привлечет подобное место. Если так, то я смогу исчезнуть, скрыться с его мстительных глаз, и начать новую жизнь без кровопролития и жестокости.

Следуя примеру Грейс, я затаскиваю шлюпку повыше на берег, прячу за высокими песчаными отмелями и затаптываю следы волока. Теплый ветерок ласкает мне волосы, я замираю, подставляя ему лицо. Меня посещает странное желание: снова спустить лодку на воду и направиться к Западу. Туда, где отец никогда не станет меня искать. Порыв настолько силен, что я почти дохожу до шлюпки, прежде чем разум одерживает верх. Предпринимать экспедицию в опасные и запретные воды – плохая идея и в лучшие времена, а сейчас так просто убийственная. Поэтому я заставляю голос, нашептывающий мне в ухо, замолчать и отправляюсь в глубь острова настолько далеко, насколько получится.

До первого поселка я добираюсь, так и не заметив ни единой живой души. По улицам не рыскает ни одна шелудивая собака, и мне становится слегка не по себе. Селение выглядит заброшенным, как и приведшая меня к нему дорога. Скелеты сложенных из булыжника зданий увиты плющом. Однако я чувствую, что за мной наблюдают. Откуда-то из тени, из-за закрытых дверей мое присутствие отслеживается. Я слишком поздно понимаю, насколько меня сейчас легко заметить. Если отец вздумает меня отыскать, ему будет достаточно расспросить здешних жителей, и они укажут дорогу.

Неожиданно кто-то хватает меня за руку сзади. От потрясения и от силы, с которой меня разворачивают, у меня перехватывает дыхание, я опасаюсь худшего, однако оказываюсь лицом к лицу всего лишь со старухой – волосы всклокочены хуже, чем в бурю, кожа в чумных фурункулах, а дыхание настолько зловонно, что хоть святых выноси.

– Ты не меня ищешь, милочка? – говорит она, и от ее смрада у меня слезятся глаза.

– Нет, спасибо, – отвечаю я, пытаясь вырваться, но она держит крепко.

– Старая Грязька тебя ждала. Зелье нужно? Лекарства ищешь? Все, все у меня есть.

И она заманчиво облизывается.

Годы утаивания чувств не прошли даром. Я остаюсь невозмутимой, несмотря на то что не понимаю, откуда она знает о моем интересе к целительству.

– Я ничего не собираюсь покупать.

Старая Грязька протягивает сучковатую руку и трогает мою щеку.

– В тебе не просто крупица волшебства, – говорит она, – Змея.

У меня леденеет кровь, а она хохочет над моей белеющей кожей. Страх стучит в ушах, и я вырываюсь из ее хватки. Откуда она могла это знать? Ничто в моей внешности не связывает меня с Гадюкой. Поспешно отходя от нее, я стараюсь не слышать ее смеха и хочу убраться как можно дальше. У меня странное чувство, будто в ее присутствии мои тайны уже не только мои, и я защищаю их, прижимая к груди. Если я выживу, они должны остаться в глубине меня. Даже в могиле.

Миновав поселок, я сворачиваю с дороги и направляюсь по чуть более живописной местности в центр острова. Благополучно оказавшись посреди неизвестно чего, я веселею, но не могу отделаться от сомнений по поводу причин царящей повсюду безжизненности. Что могло так всех перепугать и заставить людей днем прятаться по домам? На фоне столь чарующего пейзажа трудно представить себе, как вообще можно беспокоиться. Воздух свеж, солнце греет, и хотя страх живет у меня в мозгу постоянным эхом, я задумываюсь, не так ли должна выглядеть свобода в том мире, где не существует Гадюки.