Побег

Виктор Павлович тем временем открыл в спектре одной из звезд новую молекулу, наличие которой многие ученые уже давно предсказывали. Кроме того, он очаровал западных коллег свежестью научного мышления. Но на душе у него творилось черт-те что. С одной стороны, он не то чтобы верил в странную взаимозависимость сердечной боли бродячего поэта и состояния страны (миф, питавший русскую поэзию не один век), но допускал это. А интеллигентному сознанию стоит только допустить что-то, то есть не сказать этому чему-то ни да, ни нет, и все пропало. Это самое «ни да, ни нет» гораздо хуже, чем простое «да». Оно темнее, мистичнее и постепенно закруживает голову. «Кто его знает, — думал Виктор Павлович. — Может, вот так, потихоньку, я — терпением, а Алиса — жалостью, мы убережем Россию от будущих неурядиц? Может быть, благосостояние страны и вправду как-то зависит от того, не перевелись ли в ней еще поэты?»

Сердце Алисы между тем оставалось неисчерпаемым. Она ни на градус не стала холоднее относиться к Виктору Павловичу, по-прежнему радуя его по ночам трепетной отзывчивостью. Все так же замечательно вела дом, воспитывала мальчика. Но два-три раза в год она рвалась, как птица, к Александру излечивать его от страха, охраняя тем самым страну от возможных потрясений. Причем не всегда она летала в Нижний, — иногда она вызывала поэта за границу, считая, что для его сердца будет полезно познакомиться с ритмами иной, более спокойной страны и, может быть, научиться вплетать их в сумбурную российскую симфонию. В этом году Александр прилетел в Борунию.

Поэту отвели для жизни маленький чуланчик, со старенькой софой и крошечным письменным столом, купленными по случаю в комиссионном магазине. Александр понимал некоторую странность создавшейся ситуации и старался никому не докучать. Днем он спал, а ночью писал (если, конечно, приходило вдохновение).

Виктор Павлович, может быть, и окончательно привык бы к подобному положению вещей, если бы не одно обстоятельство. Как он ни старался во время приезда поэта быть по ночам подольше с Алисой, чтобы увлечь ее и утомить своими жадными ласками, она, радостно на все отозвавшись и счастливо просветлев, через некоторое время все равно выскальзывала из постели и кралась в чуланчик.

— Но почему? — бормотал Виктор Павлович, если еще не спал.

— Успокойся, милый Витечка, — горячо шептала Алиса ему в ухо. — Это совсем другое. Саша говорит, что от моих прикосновений его сердечная боль утихает. И это правда, я же чувствую. Тебя я собой люблю, а его собой лечу. Это так важно, чтобы он выздоровел! Правда же? Я не могу ему в этом отказать. Тем более, что речь вдет, может быть, о выздоровлении нашей страны.

9

Позвонил Олег Капустин и попросил о немедленной встрече. Виктор Павлович сразу же и пригласил его. Олег был симпатичен каким-то славным сочетанием открытости и деликатности. В Борунии сегодня был праздник трех императоров. Вначале те нудно и кроваво сражались за трон, а потом решили править поочередно: по году каждый. История для Средневековья довольно сомнительная, но борунцы верили в нее и считали, что именно тогда начало проявляться их знаменитое чувство справедливости.

Поэт спал, Алиса делала ежедневную пробежку в парке, сын сидел за компьютером. Виктор Павлович пошел с Олегом на кухню и включил кофеварку.

— У вас что-то случилось.

— С одной стороны, случилось, но я пришел поговорить о другом, — как-то туманно начал Олег.

Виктор Павлович не перебивал.

— Можно, я сразу начну с сути? Вопрос вот какой: вам никогда не казалось, что вы — литературный герой?

Их взгляды встретились, и Виктор Павлович понял, что уходить от ответа было бы нечестно. Он зачем-то посмотрел в окно, налил себе и Олегу кофе, сел. И все же сначала решил выяснить, в каком смысле заданный вопрос волнует собеседника.

— А вам, стало быть, так кажется?

— Кажется. Более того, мне кажется, что все мы тут литературные герои. Только признаваться не хотим. Делаем вид, что мы настоящие.

— Ах, вот что вас волнует! — облегченно улыбнулся профессор. — Но вы ошибаетесь! Дело и проще, и сложнее. Я, например, вполне реальный человек. Могу документы показать, если хотите. Диплом доктора наук. Статьи, книги, наконец.

— Виктор Павлович, — нетерпеливо продолжал Олег. — Вы мне симпатичны. Вы мудрый человек, ученый. Прошу вас, не вводите меня в заблуждение. Сейчас я читаю о вас в книге. Вы персонаж! Все ваши дипломы и даже монографии, вероятнее всего, просто сочинены автором.

— Конечно, обо мне вы можете прочитать в книге. Тут нет противоречия! Кое-чего я в этой жизни стою. Разве нет книг, рассказывающих о реальных людях? И потом, если уж рассуждать о героях книг... Вы-то разве не реальны?

— Реален. Это правда, — опустил голову Олег. — Но ведь я и персонаж тоже! Вот в чем закавыка.

— Я тоже персонаж, — успокаивал его профессор. — Реальный человек и персонаж. Не понимаю, почему это вас так волнует. По-моему, это из-за того, что мы с вами попали в эту книгу разными путями.