Побег

— Что же тут такого? — в свою очередь удивилась Катя. — Рассказал всю правду начальнику пограничников. Объяснил, что шел к любимой девушке. Его наказали, вы не думайте: он вымыл все полы и окна на заставе, три дня чистил картошку. А потом его отвезли в Ужгород на железнодорожный вокзал. Он меня даже тронул своим рассказом. А после напугал. Оказывается, он уже неделю жил в Сегеде и наблюдал за мной. Он приехал на один день, но увидел меня и задержался. Ему показалось, что я похожа на ту Котолин. Не очень-то приятно узнать, что за тобой неделю следят, а ты и не подозреваешь! Но самое странное произошло дальше. Он сказал, что у него есть уникальная возможность устроить мне борунскую стипендию. Я повидаю мир, увижу новых людей. У него только одна просьба ко мне. В Борунии я, возможно, встречу одного человека, русского. Он большой путаник и бедолага, как говорят по-русски: «без царя в голове». И плохо понимает, чего он в жизни хочет. Но чем-то он похож на этого самого русского в молодости. «Ничего особенного в моей просьбе нет. Я просто прошу вас отнестись к нему со вниманием», — объяснил он. Я не знала, что говорить. Отнестись со вниманием — это может значить что угодно! Не потребуют ли от меня лечь к этому бедолаге в постель? Но русский уверял, что не имеет в виду никаких поступков, которые мне совершать не захочется. Потом, видя, что я почти соглашаюсь, он произнес странную фразу — не для меня, а просто так: «Чтобы что-то сделалось вечным, в нем должно проступить обаянье повтора». А в начале сентября в Сегедский университет пришло две борунских стипендии. Одна из них не имела никакого конкретного адресата, а в бумагах на другую было указано мое имя.

Катя замолчала, но на Олега не смотрела.

«Вот это все — так все! — думал тот. — А я навоображал себе влюбленную девушку, пустился строго проверять себя, искренне ли влюблен в нее сам, не использую ли преподавательского положения. А ко мне просто отнеслись, так сказать, со вниманием, пожалели, чтобы не пропал в сумрачном лесу! Поцелуев боялся, не фальшивые ли будут. А их и не предполагалось!»

Катя, однако, добавила еще несколько слов.

— Олег, я относилась к вам «со вниманием», как обещала тому русскому, ровно один день. А потом я забыла про это, потому что вы мне просто-напросто понравились. Но меня эта история мучает: если вы потом узнали бы ее не от меня, а от кого-нибудь еще, то посчитали бы, что я вела себя с вами неискренне.

Вот тут она посмотрела на Олега. Его безнадежные мысли не сдавались. Все опять запутывалось и, кажется, окончательно.

— Как звали этого человека? — спросил Олег.

— Я не помню. У меня такое ощущение, что он вообще не назвался.

Олег напряженно думал. Он не отказывался от мысли рассказать Кате о своих собственных сомнениях, но теперь решил сделать это только частично.

— Вы знаете, Катя, у меня тоже иногда возникает ощущение, что наша встреча не случайна. Вообще, мне все более кажется, что ничего в этой жизни не случайно. Если хотите знать, я чувствую себя персонажем какого-то повествования с неизвестным мне планом и концом. Получается, что я — весьма несамостоятельная личность. Мною управляют, и это неприятно и гадко. Вы мне тоже понравились в первый же день, как я вас увидел, но после выяснилось, что моя жизнь вовсю контролируется. И тогда я засомневался в подлинности собственной симпатии, потому что она кем-то запланирована. А теперь получается, что и вас ко встрече со мною подготавливали...

— Олег, это не имеет никакого значения!

— А вы уверены? Почему бы тогда нам давным-давно не поцеловаться, почему не пойти обниматься в кино? Почему какая-то достоевщина чуть не сразу поселилась в наших отношениях? Почему мы все время мучительно размышляем о том, что и как мы чувствуем, вместо того чтобы чувствовать?

Катя встала, подошла к нему и нерешительно наклонилась.

— Я готова.

Он прижался щекой к ее щеке (она послушно наклонилась) и закрыл глаза. Нежные, легкие духи, теплое тело, слышимое сквозь легкое платье. Плыви, забилось его сердце, плыви!

Но присутствие кого-то третьего вокруг не давало ему покоя.

Олег поцеловал ее в щеку, высвободился.

— Катя, простите меня, идиота. Я не могу. Я не знаю, как мне жить. Утром выхожу на улицу и вижу спокойных, уверенных в себе людей. Каждый знает, куда идет, движется к определенной ясной цели. А я не понимаю ничего! Я не только не знаю, куда мне идти, — я даже не знаю, чего я хочу! И я ли этого хочу или мне это кто-нибудь навязывает. Еще немного, и я сойду с ума. Мне нужно разобраться. Простите!

Он встал и церемонно, с поклоном и поцелуем руки попрощался.

Катя смотрела на закрывшуюся дверь и думала: «Какой все-таки мерзавец этот сегедский незнакомец! Как сладко говорил! Ободрял, успокаивал! А вышло все ужасно».

11

Когда он вернулся домой, Ольга показалась ему даже не то что задумчивой, она просто остановилась, замерла на какой-то мысли, едва замечая Олега, наступивший вечер за окном, весь белый свет вокруг.

— Что с тобой? — даже испугался он.