Побег

Ему бежалось легко и упруго. Настроение восстановилось. Еще вчера вечером на подходе к дому Георгий Николаевич мысленно призвал на помощь спасательную команду в составе Гете, Толстого и Пастера. Великие старцы не подвели. Они до конца сохранили аппетит к жизни и мощную творческую потенцию, а Пастер, оправившись от паралича, даже сделал гениальные открытия в области прививок и иммунитета. Их пример, как всегда, ободрил и исцелил. А потом пришли в гости Вишневецкие, вместе посмотрели «Спартака» со шведами, пили чай и вино, ели бутерброды, уютно, утешно поболтали, и бодрый благополучный настрой вернулся к Георгию Николаевичу.

Он обогнул памятник и затрусил обратно.

— Надолго в Москву? — спросил он, пробегая мимо Дуси.

— Завтра вечером домой. — Она уже без улыбки поглядела в его подпрыгивающую, удаляющуюся спину.

Грамотно дыша (на четыре шага выдох, на два — вдох), Георгий Николаевич трусил в глубь бульвара и, посмеиваясь про себя, думал, как решить эту внезапно возникшую веселую проблему.

Пожалуй, так — пробежит еще кружок, вернется домой, примет душ, побреется, позавтракает и скажет жене, что идет на рынок за овощами. И он действительно отправится на рынок, но по дороге завернет с Дусей в кафе «Арфа», а тем временем откроется «Галантерея», он купит ей духи и распрощается. От того, что план сложился так ловко и четко, Георгию Николаевичу стало совсем хорошо и весело. На бегу он задрал голову — вправо-вверх и помахал рукой жене — она стояла на балконе десятого этажа, придерживая стеганый халат на груди, а свободной рукой махала в ответ Георгию Николаевичу. Даже на большом расстоянии было видно, что она нечесана и немолода. Жена ушла в комнату. Георгий Николаевич последний раз развернулся и побежал к памятнику.

Дуси не было — ни на скамье, ни рядом. Нигде.

Но Дуся не провалилась сквозь землю. В это время она уже шагала по тротуару. Она шла на поиски магазина «Детский мир», чтобы купить там хорошие импортные гостинцы детям милиционера Гусева…

ПОБЕГ

Живой человеке двумя прозвищами — «ба» и «мать», а по имени-отчеству — Анастасия Дмитриевна, лежала в полутемной комнате, обернув голову полотенцем для лучшей фиксации горчичников на затылке. Болеть она не имела права, но гипертония не спрашивает о правах, а ломит затылок, звенит в ушах или кидается вниз на сердце.

— Ба! Дай поесть! — сказала младшая из двух эксплуататорш Анастасии Дмитриевны, входя в комнату.

— Разогрей. Эличка, сама, там все готово, — сказала «ба».

— А тебе что, трудно? — с этими словами Эличка раздернула занавески и еще яркое сентябрьское шестичасовое солнце ворвалось в комнату.

— У меня давление.

— Потому что залеживаешься. Давление надо разгуливать, — авторитетно объяснила Эличка и бухнулась на свою тахту.

— Ба, вот интересно, что ты делаешь со своей пенсией? На новые бриллианты копишь? — Очередной намек на бабушкино кольцо с трехкаратовым бриллиантом. Вот уже два года, с тех пор, как Эличка повзрослела и стала понимать что к чему, она поглядывала на кольцо с вожделением и часто о нем говорила.

— Почему, я пенсию на хозяйство отдаю…

— Ну, не все же ты отдаешь! Что мы с матерью не знаем, что ли?

— Конечно, не все, нужно и мне то чулки купить, то лекарство. Лекарства теперь не дешевые.

Эличка дотянулась до тумбочки, достала пилку и стала обтачивать ноготь указательного пальца. Она лежала в вельветовых нефритового цвета джинсиках, одна нога на полу — в сабо, другая, на тахте — босая.

— Ну уж, ты скажешь, ба! Что ты лекарства вместо хлеба ешь, что ли?

Анастасия Дмитриевна со стоном села, сняла с головы полотеничный тюрбан вместе с горчичниками и поплелась в кухню, чтобы не слушать.