Побег

- Брошу! Веришь? Брошу! Я уже отвыкать стал. Отсижу, и уедем давай, как ты хотела. Опостылело тут теперь! Начнем по новой, а?.. Может, тогда вернется... обратно полюбишь?..

Майя Петровна ответила осторожно, выверив наперед интонацию:

- Отчего не полюбить, Миша. Мужчина ты видный, работящий.

То была ложь во спасение; ничего не стоило толкнуть на новые безрассудства буйную и переменчивую его натуру.

- Но сейчас-то ищут тебя, Миша. Объявись сам, скидка будет. Объясни, как было... люди же - поймут! Прошу тебя!

- Противно, Майка. Словно побитая собака на брюхе...

- Переломи себя, Мишенька! Пойдем. Пойдем вместе!

Вот и перегнула палку, сразу воспротивился:

- Еще не хватает, чтоб ты меня за ручку вела! На весь город потеха! Сам дорогу найду.

- Значит, пойдешь? Честно?!

Багров медленно обогнул стол, Майя Петровна встала навстречу.

- Поцелуй!

То было требование залога, обещания; или печать, скрепляющая договор.

Майя Петровна поцеловала мужа. Но губы-то лгать не умели.

- Я вещи соберу, продукты... - заторопилась она. - Принесу в милицию.

- Побудь еще, Майя...

Пока она была здесь, единственная его желанная, пусть хоть такая, только прохладно-ласковая, Майя принадлежала ему. А дальше - какие немеряные версты разделят их! Сколько они не увидятся!

Майя Петровна понимала, что муж ждет от нее еще каких-то слов, чувств. Но где их взять? Силы ее иссякали.

- Скорей надо, Миша, чтоб сам ты, пока не поймали!

- Ну... ладно, - смирился Багров. - Подожду, пока обратно полюбишь.

Она кое-как повязала платок, надела пальто и, уже одним рассудком, а не исчерпавшим себя сердцем сознав, что надо смягчить боль мужа, - прислонилась к его груди, дала себя обнять напоследок.

И вот - скрылась в сенях, мелькнула мимо окна и канула в темень за плетнем.

Багров окинул прощальным взором дедову горницу, прислушался, как тот заливисто похрапывает в каморке. На столе мутно зеленела бутылка. Багров отвел глаза, но их опять потянуло к зелени.

Лукавое самооправдание нарисовало картину сдачи властям, раздуло предстоящее унижение. Багров налил стакан до краев. Не пропадать же. Может, последний раз в жизни!

* * *

В милиции было пусто. Две минуты назад группы захвата приступили к операции. Еще через тридцать - сорок минут станут известны итоги. Томин и дежурный помалкивали. Обоим хотелось верить в удачу. Дежурному оно удавалось процентов на семьдесят, Томину процентов на двадцать.

Однако, если спросить, питает ли он надежду взять Багрова в ближайшие часы, Томин, не колеблясь, ответил бы "да". Но не облавой. Просто... ну не могла столь тихо завершиться эпопея Багрова.

Мысль эту Томин обнаружил в себе уже в готовом виде, не заметив, как она созрела. Но таким - подспудно рожденным - он внимал, пожалуй, больше, чем логически обоснованным. Внутренний голос предупредил: готовься к бурным событиям. Хорошо, если не трагическим.

По коридору кто-то бегом - и, запыхавшись, влетел в дежурку. Один из "штабистов" Виктора, приданный засаде в качестве связного.

- Меня послали... сказать на всякий случай... Катька на рысях усвистала.

- Тебе бы за ней бежать, а не к нам, балда!

- Да ведь не было распоряжения, товарищ майор... чтобы следить, растерялся конопатый "штабист".

- В какую сторону ударилась? - спросил дежурный.

- По Пионерскому.

- Гм... куда ее понесло...

- А жена Багрова дома?

- Так точно, товарищ майор. Хотя... не наверняка.

- Желательно потолковей.

- Свет наверху горит. Но не видно, чтобы ходили.

- Подымись в квартиру, узнай. Под благовидным предлогом.

- Есть!

Он ринулся наружу, а Томин прервал задумчив дежурного:

- Пионерский куда ведет?

- Я вот как раз сижу, мозгую. Магазины закрыты, дальше - обувная мастерская, прачечная, всякие бытовые услуги. Детсад, стадион. Еще дальше автобаза, заправка. А там уже огороды, поля. Куда ее понесло?.. Если только у лесопилки свернула, в жилой массив? По забору протоптано, но темень же! Шалая деваха...

Рассуждения дежурного ничего не объяснили. Как кольнуло Томина это "усвистала на рысях", так и торчала иголочка. Правда, Катя отнюдь не жаждала встречи с отцом. Но что погнало ее из дому в одиннадцатом часу вечера?

* * *

А погнало Катю именно желание встретиться с отцом.

Странное поведение мамы, от двери дома вдруг заспешившей прочь, и странное же явление старика пасечника наконец сцепились в ее уме; она уразумела их связь и смысл.

- Ох, мама... Ох, Маечка Петровна! Ну совершенно невозможная!

Что выйдет из свидания родителей? Что отец вообще задумал? Чего потребует от матери? Муровец предупредил: "опасен". А она тайком; даже слова никому не сказавши!..

Нет, мочи не было покорно ждать. Страх за мать, негодование, обида, что родную дочь как бы и не принимают в расчет - все смешалось и вихрем вынесло Катю на Пионерский проезд. Ее мнением не интересуются? Ну так она заставит поинтересоваться! Она им все выложит! Отцу, конечно, в основном. Мама - святая мученица. Но зачем она соглашается быть мученицей?! "Ах, человек в беде, его надо поддержать". Разве мы виноваты в его беде? Мы из-за него тоже в беде. И виноват он, он один! Пусть же сам и расплачивается!