Побег из Рая

В проходах между кроватями ходили взад и вперед больные в застиранных старых кальсонах. Дед-фронтовик ругал свою бабку, которую он поколотил по пьяни. Его привезли сюда совсем недавно, пару недель назад. Он ругал её, не переставая, за то, что она хотела как лучше для него и сделала это. После суда деда поместили в больницу общего типа. Бабка решила, что он как фронтовик заслуживает большего. Если уж речь идёт о больнице, то должна быть непременно специальная. Бабка начала писать жалобы, куда только можно, требуя специальных льгот. Она добилась, и деда перевели в специальную больницу.

Вдруг дверь в палату отворилась и со свидания вернулся с сияющим от счастья лицом молдаванин Коля. В руках он держал фотокарточку с младенцем, родившимся две недели назад.

— Жена на свидание приезжала, она мальчика мне родила, — и тыкал всем карточку, показывая кроху.

— Как она тебе его родить могла, если ты уже второй год здесь? — смеясь, спрашивали его больные.

— Это мне жена родила! Это мой ребёнок! — доказывал Коля.

— А что с молдаванина взять? От него чего-угодно ожидать можно, — прекратив на секунду ругаться с радио, сказал диверсант Король.

Я лежал, наблюдал и думал о прошедшей комиссии, видя перед собой холодное лицо Катковой. Я чувствовал, как всё может измениться мгновенно, и я услышу своё имя среди вызванных в процедурный кабинет. Была причина попасть под шприц за помощь в подготовке к побегу Сергею Потылицыну. Сергея выпустили работать дворником вместо больного Федюшева, выписанного через «баню». Федюшев, политический, сидел с пятидесятых годов и слыл хорошим агрономом. Он даже умудрился сделать маленький огородик на четырех квадратных метрах между зданием прожарки и мусорным ящиком, но огород попался на глаза Катковой, и она приказала сравнять его с угольной пылью, а Федишева закрыть в отделении и начать заново лечить.

Сергей был настроен на побег. План был прост и безумен. Он попросил меня принести на четвертый этаж стройки рулон стальной проволоки. Вечером, под прикрытием темноты, он должен был протянуть проволоку на крыше так, чтобы часть её проходила над городской улицей, где и должен был Сергей спуститься вниз. Это была совершенно не реальная затея для побега. Это было самоубийство. Я согласился помочь ему при условии, что больше он ни о чем просить меня не станет и этот разговор останется между нами. На другой день, как всегда, я прогуливался со Стасом Улима.

— Скажи мне, зачем ты впутался в это дело? — глядя мне в глаза, вдруг спросил Стас. — О готовящемся побеге вся больница знает и менты тоже. Если не веришь, так скоро сам узнаешь, откажись от этого, если не хочешь провести жизнь в надзорной палате под шприцом.

— С чего ты это взял? О каком побеге ты речь ведёшь? — с большим трудом, пытаясь скрыть тревогу, спросил я.

— Брось, ты оказывается ещё и не откровенный! — улыбаясь, с издёвкой сказал Стас. — Тогда ответь мне, зачем ты спрятал два рулона проволоки на четвертом этаже стройки? Тебя об этом Марксист попросил? Так что подумай, пока не поздно. Останешься с ними — ко мне не подходи, я не хочу идти с вами по делу.

«Марксистом» в больнице звали молодого парня лет двадцати шести, Славика Яценко. Он с друзьями создал Независимую Коммунистическую партию Советского Союза, за что все были арестованы и получили срок или были направлены на лечение в психиатрические больницы. Мне странно было видеть нормального, умного парня, который при этом был коммунистом. Славик дружил с Сергеем и тоже знал о его подготовке к побегу. После разговора со Стасом я нашел Сергея и пересказал ему эту новость. На следующий день Сергей не вышел на работу, закрыв его в отделении, врач назначила ему усиленный курс уколов нейролептиков, объяснив это тем, что он передавал какие-то записки на работе. В это время из Нальчика приехала на свидание к Сергею его мама и, встретившись с врачом Валентиной Загубишенко получила удручающий ответ:

— Ваш сын очень болен и нуждается ещё в длительном лечении.

В этот же день закрыли и «Марксиста» и начали его сильно лечить сульфазином.

Контролеры стали обыскивать больных. Особенно тщательно они обыскивали Стаса. Они проверяли его по несколько раз в день и так демонстративно, что это наводило на разные мысли. Менты, как разъярённые осы, шныряли по всем этажам стройки и по двору больницы, проверяя все уголки этой помойной ямы. Они нашли несколько метров старой веревки, грязной от пыли и мусора, и понесли её в дежурную комнату. Я успокаивал себя, что они не нашли проволоку, которую я сразу снёс вниз и положил на место после разговора со Стасом.

69 МЫ УЕЗЖАЕМ

Прошло несколько дней, страх быть наказанным исчез, и Стас больше не задавал мне вопросов о Сергее.